Глава вторая
АНЯ

— Ну, Анка, сидеть смирно, не шуметь, рыб не пугать.

— Есть не пугать! Я буду самая молчаливая из всех ры­бок, если ты расскажешь мне что-нибудь из своих приклю­чений. Как раньше, как давно... Помнишь, как ты медведя сачком поймал?

— Медведя-то поймал, а вот рыбу с тобой не поймаешь. Суши весла. Где у тебя наживка?

Капли стекали с поднятых весел и оставляли на воде раз­бегающиеся кружки. Отражение высокого берега пруда чуть заметно колыхалось, белые пятна облаков медленно плыли следом за лодкой. Где-то очень далеко сигналила автомашина.

Лодка, шурша бортами о кувшинки, остановилась. Иван Семенович, огромный, грузный, снял белый картуз, рас­стегнул ворот и наслаждался воздухом, теплом, тишиной. Прищурясь, он смотрел на уснувший поплавок.

Аня оставила весла и, подперев подбородок ладонями, смотрела на лесистый берег за кормой. На коленях ее лежала раскрытая книга.

— Вот мы с тобой удим рыбу, как все, — тихо, терпели­во. А вот мой Андрейка не так стал бы ее ловить.

Седых недовольно засопел.

— Ты знаешь, папочка, как он стал бы ловить рыбу? — Аня зачерпнула воду и наблюдала, как струйка стекала на листья нераскрывшейся кувшинки. — Он наверняка что- нибудь изобрел бы. Например, какой-нибудь фантастиче­ский сифон. Спустил бы с его помощью всю воду из пруда, и рыбу можно было бы собрать руками.

— Ну, знаешь, это уж твоя собственная выдумка, а не твоего фантазера.

Аня закинула руки за голову.

— Он не такой уж фантазер, папа. Он построит то, что задумал.

— Ладно, пусть строит, а мы посмотрим, сможет ли по­строить...

Снова загудела где-то машина, ближе, чем в первый раз.

— Папа, как хорошо, что ты смог выбраться сегодня на дачу. Мне кажется, что вокруг все такое же, как раньше, до войны. И пруд, и небо, и ты такой же — добрый, большой, толстый.

— Ну, ну...

— Помнишь, ты приезжал к нам каждое воскресенье? Мы с тобой катались на лодке. Ты удил рыбу, а я готовилась в Медицинский институт.

— Медицинский, медицинский, — с деланой ворчливо­стью пробубнил Седых. — До сих пор не пойму, зачем ты в него поступала и зачем его бросила.

— Зачем бросила? — На губах Ани появилась лукавая, загадочная улыбка. — Хочу лететь на Луну, папочка.

— Не верю, — раздельно проговорил Седых и потянул за удочку. В воздухе блеснула серебряная искорка.

Аня захлопала в ладоши.

— А-а-ня!.. А-ау! — Далекий голос звонко разнесся над водой.

— Ой, папочка! Меня. Кто бы это?

— А-а-ня! А-ау!..

Лодка закачалась от быстрого движения Ани. Она стояла теперь во весь рост, всматриваясь в берег.

— Папочка, ну скажи же, кто это? Голос какой знако­мый.

— Не качай лодку, сядь! Ты со мной поехала рыбу удить, значит, тебя дома нет.

— Папочка, ты знаешь... — У Ани перехватило дыхание. Она пыталась разглядеть белую фигуру на берегу. — Это же, это...

— А-а-ня, плыви сюда!

— Папа, ведь это же Елена Антоновна! Ты понимаешь?

— Нет, не понимаю.

Аня поспешно села и схватилась за весла.

— Куда? — Седых вскинул свои лохматые, похожие на клочки медвежьей шерсти брови. — Куда?

— Папа, я должна на берег. Она, наверное, ко мне при­ехала, а ведь я ее с тех пор не видела.

— Ты с отцом сейчас. И с ним не бог весть, как часто видишься.

— Папа, это военврач из нашего мурманского госпиталя. Мы сейчас же плывем к берегу.

— Не мешай мне, я рыбу ужу. Я имею право посидеть с дочерью час посредине пруда.

Аня решительно взялась за весла.

— Имей в виду, я не поплыву, — особенно низким басом произнес Седых.

Остальное произошло в полном молчании. Аня вско­чила на ноги и, как была в легком летнем платье, пере­шагнула через борт. Брызги обдали старика, но он даже не шелохнулся.

Напрасно оглядывалась Аня назад, — отец так и не по­смотрел в сторону плывущей дочери.

На берегу, растерянно прижав руки к груди, стояла пол­ная женщина и нервно теребила косынку.

Выскочив из воды, Аня бросилась к ней на шею.

— Мокрая какая! Ах ты, боже мой! Сумасшедшая! — говорила Елена Антоновна, отталкивая смеющуюся Аню.

Аня потащила свою гостью в гору. Наверху, оставив ее, запыхавшуюся, она обернулась и помахала рукой. Посре­дине пруда виднелась маленькая лодочка с сутулой белой фигурой на корме.

— Ты будешь переодеваться? — спросила Елена Анто­новна.

— Нет, — засмеялась Аня, — мне не так жарко будет.

Они сели на поваленное бурей дерево. Аня — на самое солнце, Елена Антоновна — в тень. Начались расспросы. Спрашивали друг друга о самых незначительных вещах, хотя и не виделись несколько лет.

— Я, Аня, все знаю из твоих писем, — говорила Елена Антоновна, — но не все понимаю.

— Что же тут непонятного? В моей жизни, кажется, все так просто и ясно. Разве не так?

Аня немного откинулась назад, опершись руками о ствол, на котором сидела, и закинула голову. Над вершинами де­ревьев быстро неслись облака.

— Ты-то ясная, — улыбнулась Елена Антоновна, любу­ясь легкой фигуркой Ани в мокром облегающем платье. — А поступки твои не так уж ясны.

— Да? — немного лукаво улыбнулась Аня, не меняя позы.

— Я ведь думала, что мы вместе работать будем. Пом­нишь, там, в Мурманске. У тебя была верная и нежная рука.

Аня замотала головой, все так же загадочно улыбаясь.

Елена Антоновна встала и, взяв Аню за плечи, посмо­трела ей в глаза.

— Андрея любишь?

Аня кивнула. Елена Антоновна встряхнула ее.

— Глупая! Ах, боже мой, какая глупая! А я тебя считала настоящей женщиной.

— А что такое настоящая женщина?

Елена Антоновна села и обняла Аню за талию.

— Ты знаешь, как поступила бы настоящая женщина? Она, может быть, бросила бы Медицинский институт, но для того, чтобы работать вместе с мужем, воплощать в жизнь его идею, которая увлекает сейчас всю страну. А ты? Муж­чины, Аня, не прощают таких вещей. Ты вдруг избрала далекую, чуждую ему специальность. Делаешь вид, что со­бираешься работать над какой-то своей собственной идеей. Ради чего, девочка моя, скажи, ради чего?

Аня опустила голову.

— Ты знаешь, — продолжала Елена Антоновна,— я ви­дела его в Мурманске и сразу поняла, что происходит между вами. Я поняла это, хотя мы сказали с ним всего лишь не­сколько слов.

Аня скосила глаза, потом неожиданно быстро поверну­лась. Елена Антоновна подождала, но, видя, что Аня мол­чит, продолжала:

— Я решила обязательно с тобой повидаться. Ну, зачем тебе эта реактивная техника, или как она у вас там называ­ется? Или уж будь врачом, или иди следом за Андреем. Он у тебя талантливый, сильный и достоин этого.

Аня засмеялась и отвернулась от Елены Антоновны.

— Ты ничего, ничего не понимаешь, — сказала она, вдруг становясь серьезной.

Елена Антоновна пожала плечами.

— Хочешь, я тебе объясню? — Аня вскочила. — Ты дума­ешь, что я не женщина, что я какой-то странный выродок? Я никому об этом не говорила, но тебе скажу.

Елена Антоновна тоже поднялась и пристально посмо­трела на взволнованное, покрасневшее лицо подруги.

— Я потому бросила Медицинский институт, что хотела участвовать в том огромном, большом, значительном, что задумал Андрей. Я не только полюбила Андрея — и увле­клась его проектом Арктического моста.

— А потом бросила институт и увлеклась полетом на Луну?

— Ах, нет, — отмахнулась рукой Аня. — Это я только так всем говорила.

— И Андрею?

— Да, и ему.

— Сядь, сядь, Анна. Кажется, это очень серьезно. Я должна тебя понять.

— Пойми меня. Тогда, в госпитале, я совсем не знала техники. Мне казалось замечательным то, что делал Ан­дрей, и мне было горько, что я так далека от него в том, что ему ближе всего. А мне хотелось быть достойной его, даже равной ему. И вот... Ты знаешь, я однажды была на передо­вой во время нашего наступления. Там действовали «катю­ши». Ракетные снаряды, разбегаясь по железным рельсам, со страшной скоростью уносились вдаль. И вдруг я пред­ставила, что в Арктическом мосте должны мчаться с такой же скоростью вагоны-ракеты. Это было так замечательно, что я несколько дней только об этом и думала. Я никому ничего не сказала тогда, но достала книги о ракетах, правда, очень непонятные...

— Аня, Аня, не может быть! — всплеснула руками Елена Антоновна.

— Но только после войны, когда Андрей был в Америке, я решила поступить в Институт реактивной техники, чтобы спроектировать ракетный вагон для его Арктического моста.

Елена Антоновна долго молча смотрела на свою под­ругу. Аня показалась ей совсем другой — гордой и пе­чальной.

— Так вот ты какая... — тихо произнесла Елена Анто­новна.

Аня опустила голову. Пальцы ее отламывали кусочки коры с поваленного ствола.

— А как же теперь? — спросила Елена Антоновна.

— Я показала свой проект только одному человеку — Алексею Александровичу. Ты знаешь его.

— И что же он сказал?

— Он одобрил проект и понял меня... Это замечатель­ный человек! Теперь я уверена во всем.

— Ты скажешь Андрею?

Аня подняла голову и пристально посмотрела Елене Ан­тоновне в глаза.

— Я бы все давно рассказала ему, если бы он с самого начала не отнесся пренебрежительно к моей ракетной тех­нике. А теперь — пусть он подождет; пусть моя законченная работа будет ему сюрпризом.

— Боже, какие вы оба глупые! Пойми хоть ты, что это гораздо серьезнее, чем ты думаешь.

Елена Антоновна пристально посмотрела в глаза Ане. Та упрямо встряхнула головой.

— Смотри, кто сюда идет. — Аня, по-видимому, была рада перемене разговора. — Это заместитель Андрея по строительству опытного туннеля. А я-то просто неприлич­но мокрая... Давай убежим?

К берегу пруда быстро шагал Степан Григорьевич. Выйдя на обрыв, он сразу же увидел лодку с Иваном Семеновичем Седых.

— Иван Семенович, Иван Семенович!

Старик не изменил своей позы.

— Товарищ замнаркома! — громко и отчетливо крикнул тогда Степан, сложив ладони рупором.

Эти слова настолько не вязались с обстановкой, что Иван Семенович оглянулся и, пересев на весла, несколь­кими сильными движениями направил лодку к берегу.

— Что такое? — прошептала Аня, наблюдавшая за этой сценой из-за деревьев.

— Пойдем переоденься, — попробовала потащить ее Елена Антоновна.

Но Аня уперлась. Лицо ее стало напряженным, рука жесткой. Стоя неподвижно, она наблюдала, как причалила лодка, как Корнев протянул Ивану Семеновичу какую-то бумажку.

Аня вырвала у Елены Антоновны руку и стала спу­скаться. Она встретилась с мужчинами на крутой тро­пинке.

— Анка, скорей машину! В Москву! — крикнул Иван Семенович.

Лицо Корнева было непроницаемо, но серьезность отца много сказала Ане. Не произнеся ни слова, она повернулась и быстро побежала наверх.

Мужчины торопливо прошли мимо встревоженной Еле­ны Антоновны, не обратив на нее внимания.

Елена Антоновна нерешительно направилась через опушку к липовой аллее. Ветер стал сильнее. Елена Ан­тоновна повязала голову косынкой и посмотрела на небо. Клочья облаков летели невысоко над землей. Вершины де­ревьев раскачивались и шумели.

Из ворот в конце аллеи выехала малолитражка и, на­бирая скорость, промчалась к шоссе.

Елена Антоновна успела заметить, что за рулем сидела Аня в том же мокром платье. Сзади нее она увидела Ивана Семеновича в белом летнем картузе и Степана Григорье­вича. Машина круто повернула и выехала на Московское шоссе.

— Что же случилось? — проговорила Елена Антоновна.

Маленькая машина неслась по шоссе с совершенно не­допустимой скоростью. Но это, по-видимому, не удовлет­воряло Ивана Семеновича. Он наклонился вперед, словно хотел прибавить машине ходу.

— Что ты ползешь, как улитка? — ворчал он. — И за что тебя только милиционеры штрафуют.

Аня молчала, закусив губу.

В одном месте шоссе делало петлю и сотню метров про­ходило по вершине холма. Аня вдруг направила машину через канаву, включив передние ведущие колеса. Иван Семенович и Степан подались вперед, потом откинулись назад. Автомашина брала невероятно крутой подъем.

— Давай, давай, — пробасил Иван Семенович.

Через несколько секунд машина снова мчалась по шоссе. Аня оглянулась на отца. Глаза ее были сейчас холодными, серьезными.

— Может быть, ты мне все-таки скажешь, что случи­лось? — неторопливо спросила она.

— Да что тут объяснять! — сердито закричал Седых. — Вот она, радиограмма о бедствии.

— О бедствии... — прошептала Аня.

— От капитана плавучего дока Михайлова: при первом же шторме все сооружение идет ко дну. Что я говорил? Нельзя с парохода тысячекилометровую трубу спускать... Давай обгоняй ту машину, да смелей... Баренцево море — это не озеро. Вот оно, техническое легкомыслие!..

Аня, бледная, по-прежнему закусив губу, смотрела ши­роко открытыми глазами прямо перед собой. Ветер под­нимал пыльные смерчи.

Малолитражка летела по левой стороне шоссе. Встреч­ные машины шарахались от нее.

— Для спасения дока и людей капитан Михайлов тре­бует разрешения сбросить трубу туннеля в море, — сказал сухим, приглушенным голосом Степан Григорьевич.

Машина резко вильнула, хотя она мчалась сейчас по пу­стому шоссе. Седых вцепился в переднее сиденье.

— Тише ты, сумасшедшая!

Ветер свистел в ушах, врываясь через открытые окна. Первые капли упали на лобовое стекло. Сквозь косые струи дождя дорога была видна, как в тумане.

— И что же? — твердым, но чужим голосом опросила Аня.

— Да вот то, что твой Андрей упрямится. А кто лучше капитана Михайлова океан знает? Раз он требует сбросить туннель в море — значит, серьезно дело!

Аня упрямо молчала, но почему-то Степан Григорьевич стал отвечать на ее молчание.

— Видите ли, Анна Ивановна, мы строим опытный тун­нель. Наша цель сомкнуться с трудностями, изучить их, ибо...

— Что «ибо», «ибо»? — оглянулась назад Аня. — Что «ибо», «ибо»? — возвысила она голос. — Вы скажите, куда мы сейчас мчимся?

— Куда? — загремел Иван Семенович. — Сейчас по радио дам приказ сбросить трубы в море.

Завизжали тормоза. Иван Семенович и Степан Григо­рьевич резко качнулись вперед.

— Бешеная, совсем бешеная! — закричал Седых.

Машина стала посредине шоссе.

— Не поеду, — обернулась она. — Ни за что!

— Как не поеду? — заревел Седых. — Да я тебя!..

Рядом с машиной остановился мотоцикл с милиционером.

 

— Товарищ водитель, вы нарушили все правила. — Ми­лиционер, откинув капюшон, взял под козырек. — Мне едва удалось вас догнать. Предъявите ваши права.

— Как ты не поедешь? — грозно спросил Седых, от­крывая дверцу.

— Ни за что!

— Анна Ивановна... — начал Степан Григорьевич.

— Товарищ водитель, ваши права, — настаивал мили­ционер.

Иван Семенович вылез на шоссе и с шумом захлопнул за собой дверцу.

— Вези! — неожиданно крикнул он милиционеру, взгро­мождаясь сзади него.

Милиционер в первый момент был ошеломлен, но Се­дых протянул ему небольшую красную книжечку. По стеклу малолитражки стекали капли. Аня смотрела вслед удаляв­шемуся мотоциклу, до боли в пальцах вцепившись в про­зрачное колесо руля.

Наконец она встряхнула головой, провела рукой по мо­крым глазам и обернулась.

Сзади молча сидел Степан Григорьевич.

 

пред.             след.