Глава третья
ФУДЗИ-САН
Со склона горы Фудзи море кажется разлившимся по небу. Высоко поднявшийся горизонт образует как бы гигантскую чашу, со дна которой возвышается священная гора. Чем выше, тем прозрачнее лазоревый хрусталь чаши, легче, неуловимее небесная синь, и не угадать в этих дымчатых красках, где море переходит в небо.
О-Кими, опершись о посох, мечтательно смотрела вдаль.
— Это так красиво!.. Я уже не раскаиваюсь, что пошла с вами, — обратилась она к своему спутнику.
— Я счастлив, О-Кими; наконец-то я узнаю в вас истинную японку. Каждый японец должен совершить восхождение на священную гору Фудзи-сан.
— Вы невозможны, Муцикава, — пожала худенькими плечами О-Кими. — Вы разрушаете все очарование своими разговорами об обязанностях и долге.
— Извините, О-Кими, прошу прощения. Я никогда не осмелюсь сделать вам неприятное.
О-Кими опять повела плечиками и ничего не ответила. Муцикава терпеливо ждал.
— В Японии нет дали. Здесь воздух какой-то особенный, плотный, окрашенный. Он напоминает воду, когда ныряешь с открытыми глазами, только более разрежен, но также отнимает перспективу, делает все окружающее нереальным и поразительно красивым, — задумчиво сказала О-Кими, как бы разговаривая сама с собой.
Внизу, у подножья Фузиямы, простиралась земля, усеянная островками крыш, блестящих после недавнего дождя. Они тонули в кудрявых облаках зелени, тронутой бледнорозовой проседью цветущих вишен.
— Только отсюда можно увидеть Японию такой, какой должен познать ее каждый японец, — сказал Муцикава, наклоняя голову. — К сожалению, извините, там, внизу, слишком много гнойных язв, грязи и нищеты. О, если бы было возможно запретить осквернение японского пейзажа японской действительностью! Однако, прошу прощения, я безмерно счастлив, что кончился дождь. Во время прошлых восхождений на Фудзи-сан из-за дождя и тумана отсюда нельзя было увидеть настоящую Японию. Но сегодня само небо оказывает мне благодеяние, сама природа за меня. Это вселяет в меня надежду, извините.
О-Кими постучала высоким посохом о землю.
— Пора, Муцикава, нам надо идти. Я уже отдохнула.
— Вы всегда спешите, Кими-тян. Всякий раз, когда я хочу сказать вам о том, что так мучительно давит мне сердце...
— Муци-тян, Муци-тян, — весело воскликнула девушка, — смотрите на этих людей! Почему у них такие смешные звоночки.
— Ах, Кими-тян, — сказал Муцикава с укоризной, — вы настоящая «иностранная японка». Звоночки «ре» отличают пилигримов от остальных путешественников, извините.
— Во Франции звоночки вешают на шею козам и коровам, — засмеялась О-Кими.
Муцикава вздрогнул.
— О-Кими! — возмущенно воскликнул он.
Не оглядываясь, девушка побежала вперед, легко преодолевая крутой подъем. Муцикава, опираясь на свой посох, шел следом.
Впереди и сзади двигались люди. Пользуясь хорошей погодой, старые и молодые японцы, кто для тренировки или удовольствия, кто по традиции или по религиозному обычаю, совершали восхождение на священную гору.
Вышедшие на день или два раньше спускались теперь вниз. О-Кими обратила внимание на японца с какой-то ношей. Он то появлялся, то исчезал за бесчисленными поворотами тропинки. Наконец около большого камня, напоминавшего постамент для статуи, они повстречались. Рикша, с обнаженным медным мускулистым торсом, нес на каких-то рогульках за спиной миловидную японку. Тоненькие ножки девицы раскачивались в такт размеренной походке рикши. Она с равнодушным любопытством рассматривала туристов в европейских костюмах.
О-Кими свернула с тропинки.
— Земляника! — воскликнула она. — Муци-тян, идите скорей сюда.
— Кими-тян... Кими-тян... извините... — шептал Му- цикава, смущенно оглядываясь по сторонам.
Рикша остановился и с изумлением стал смотреть на девушку, собиравшую ягоды.
— Кими-тян, окажите благодеяние, перестаньте. Никто же не ест этого в Японии. Ведь вы же, извините, не в Европе.
— Ягоды такие вкусные, попробуйте. В Париже я всегда ходила сама на рынок, чтобы купить свежей земляники.
— Пойдемте, Кими-тян, окажите благодеяние. Мы обращаем на себя внимание путешественников. Хотя мы и одеты по-европейски, но каждый узнает в нас японцев.
— Вы невозможный человек! — воскликнула О-Кими, бросая собранную землянику на дорожку. — Ну, хорошо, идемте. — Она обиженно посмотрела на Муцикаву и пошла вперед. — Кажется, я никогда не привыкну к Японии! — горестно воскликнула она.
— Ах, Кими-тян, как далеки вы душой от нас. Я почувствовал это сразу же после вашего приезда в Токио, извините, но убедился в этом только после вашего возвращения из Америки. Кими-тян, чем заслужил я этот исходящий от вас холод, который может убить даже цветущие вишни?
Девушка молчала, сбивая концом посоха головки цветов.
— Какой смешной обычай, — наконец заговорила она, — ставить на каждой пройденной станции штамп на посохе, чтобы потом гордиться перед знакомыми восхождением на гору.
— Вам все кажется смешным на родине, извините, — обиженно произнес Муцикава. — Европа отняла вас у меня, Кими-тян, — добавил он, отворачиваясь в сторону.
О-Кими положила подбородок на посох и задумчиво произнесла:
— Европа…
Вдали сгущался и темнел воздух. Приближались сумерки.
Муцикава пристально смотрел на ту, которую так долго считал своей невестой.
— И Америка, — жестко выговорил он. — Вас слишком увлекла Нью-Йоркская выставка, извините.
О-Кими молчала.
— Я знаю, извините, — продолжал он, — что вы очень заинтересованы в судьбе некоторых экспонатов выставки. Поэтому, извините, я тоже следил за ними. Правда, я, простите меня, располагаю для этого бóльшими, чем вы, возможностями.
— Что вы имеете в виду? — повернулась О-Кими.
— Я, простите меня, получил последние сведения о строительстве опытного подводного туннеля в России. Кажется, вы, извините, придаете ему особенное значение?
Муцикава, согнувшись, заглянул в лицо девушки.
О-Кими равнодушно пожала плечами.
— Да? Разве вы замечали, что я интересуюсь техникой? Скажите, это туман поднимается там, по склону?
— Нет, это пар, извините, — раздраженно ответил Муцикава. — Ведь Фудзи-сан все еще горяч, особенно его восточный склон.
— Да?
Молодые люди помолчали, потом снова двинулись в путь.
О-Кими не проявляла никакого интереса к начатому Муцикавой разговору. Тем не менее тот продолжал:
— Осмелюсь рассказать вам, хотя, извините, вы, вероятно, и сами читали об этом. Русские строили опытный туннель из Мурманска на Новую Землю.
— Да, об этом что-то писали.
— Но когда мы вернемся из нашего приятного путешествия, вы узнаете нечто неприятное.
— В самом деле? Что такое?
— Русские построили сорок километров туннеля...
— Разве это так неприятно? — искренне удивилась О-Кими.
— Ах нет! Теперь это уже не имеет никакого значения, извините.
— Почему? — Инженер Корнев, прошу прощения... — Муцикава не спускал с О-Кими прищуренных глаз, — инженер Корнев- младший командовал плавучим доком, в котором собирали туннель.
— Да?
— Туннель погиб...
О-Кими шла вперед, не замедляя шага. Муцикава обогнал девушку, чтобы лучше наблюдать за ней.
— Туннель погиб. Разве это вас не интересует?
— Как жалко, — равнодушно сказала О-Кими.
— При первом же шторме плавучий док вместе с туннелем пошел ко дну.
Девушка небрежным тоном спросила:
— Как же эти русские инженеры... я забыла их фамилию, два брата, они были в Нью-Йорке... как они теперь будут продолжать строительство?
— А вы думаете, что кто-нибудь из них еще существует?
О-Кими слушала Муцикаву с беспечностью ребенка.
— Раньше вы проявляли большой интерес к судьбе этого неудачливого инженера, извините, — продолжал Муцикава, не дождавшись ответа.
— Как? — улыбнулась Кими-тян. — Разве я интересовалась?
— Успокойтесь, О-Кими, госпожа, прошу простить меня, извините. Интересующий вас инженер Корнев-младший жив. Он поступил, как трус.
Муцикава опять посмотрел на ничего не выражавшее лицо О-Кими.
— Он поступил, как трус, — продолжал Муцикава, все более раздражаясь. — Он, Корнев-младший, испугался первого же шторма. Он бросил, извините меня, трубу туннеля в море. Она пошла ко дну. Я сожалею...
Девушка ловко сбивала былинки концом посоха. Отсутствие какого-либо внимания к его словам злило Муцикаву. В нем поднимался мучительный гнев. И, словно стараясь разжечь его, он продолжал:
— Это, конечно, была легкомысленная идея. Даже русские поняли это теперь. Строительство ликвидировано.
Неужели все это действительно безразлично О-Кими? Неужели она забыла о русском инженере? Разве судьба строительства теперь нисколько не занимает ее? Сердце Муцикавы радостно сжалось. Он готов был верить, что гора Фудзи-сан действительно священна. О счастье японца! Оно всегда связано с выполнением древних обычаев.
Муцикава радостно посмотрел на О-Кими. Она улыбнулась ему. Они поднимались по крутой тропинке. Муцикава подошел к девушке и протянул руку, чтобы помочь ей подняться на камень. О-Кими благодарно взглянула на него.
От ощущения теплоты ее руки, ее легкости сердце Му- цикавы заколотилось. Он смотрел по сторонам, и все казалось ему иным. Солнечный закат мерещился восходом, приближающаяся ночь — самым ярким, радостным днем.
О-Кими, шедшая рядом с ним, О-Кими была теперь совсем другой! Он напрасно ее подозревал. Он сам, сам отравлял себе минуты счастья, которых могло быть так много! Кими-тян, милая, маленькая Кими-тян!.. Вот ее теплая рука. Как счастлив он!
Муцикава не мог не насладиться своим торжеством.
— Представьте себе, Кими-тян, — сказал он смеясь, — тот русский инженер... Нет, это просто смешно и, извините меня... это, право, забавно, этот русский инженер, потопив свое сооружение, захворал какой-то подозрительной болезнью.
С сияющим лицом Муцикава продолжал рассказывать, видя около себя только свою,—да, да, теперь уже свою, он понял это, — О-Кими.
— Его разбил, извините меня, паралич. Не правда ли, забавно? А какой авантюрист! Сумел-таки увлечь и Россию и американцев на выставке. Ха-ха! Теперь он безвреден для общества. И хорошо для него, уверяю вас. Его бы просто следовало посадить в сумасшедший дом.
О-Кими смеется, ей тоже весело. Фудзи-сан, священная гора, ты действительно приносишь счастье!
Муцикава начал беспокоиться, что его маленькая Кими устала. Они сильно задержались в дороге, стало уже совсем темно. Нужно лишь последнее усилие. Скоро станция, уже видны огни, всего лишь несколько поворотов отделяют их от домика. Но Кими-тян смеялась. Она уверяла, что боится темноты только в комнате, и то лишь потому, что там есть мыши. А здесь, когда они идут вместе...
Но вот и домик станции. Около него — столб с фонариком, бросающим на землю светлый круг.
Усталые путешественники уже ступают по освещенной земле; на ней тени в форме знаков. Ведь это же иероглифы. Их можно прочесть.
Встретились с ним мы
Впервые, как осенью
Падали листья;
Снова сухие летят,
Летят на его могилу!
О-Кими резко остановилась читая.
«Паралич, труп, могила», — мелькнуло в голове Муцикавы.
Он взглянул в лицо О-Кими, попавшее теперь в свет фонаря, на стенках которого были написаны стихи.
И Муцикава увидел выражение почти суеверного ужаса, исказившего личико О-Кими. И он увидел еще, что по этому личику текли слезы...
Кими-тян отбежала в тень. Но Муцикава уже все понял. Он готов был упасть на землю, рвать на себе одежды и грызть камни.
Проклятье! Священная гора Фудзи-сан отняла у него его счастье — счастье, которого не было.