Глава четвертая
КАНДИДАТЫ

Инженер и политик Ричард Элуэлл возмущенно под­нялся. Его благородное лицо дышало гневом.

— Сэр! Мне рекомендовали вас как человека, могущего провести техническую работу по предвыборной кампании, и я согласился платить вам за это огромную сумму — пять­сот долларов в неделю. Но то, что я услышал здесь от вас...

Вы ошиблись во мне, мистер Кент. Вы видите перед собой не карьериста, желающего любым путем достигнуть высше­го поста американского континента, а человека, преданного интересам нации. Вам следовало бы понять, что я не только политик, но и инженер, которого уважают рабочие, техники и капиталисты, которого обожают студентки и студенты. Я не только владелец судостроительных верфей, но и публи­цист, выступающий с международной трибуны американ­ской прессы со всей ответственностью истого американца. Я не могу позволить себе выслушивать вас, сэр. Для меня Америка — символ Благополучия, Религии и Порядочности.

Рука мистера Элуэлла готова была подняться, чтобы указать на дверь.

Мистер Кент соскочил с края стола, на котором бесцере­монно сидел, и успел поймать руку разгневанного мистера Элуэлла, крепко придавив ее к столу.

— Прошу прощения, сэр, — и «политический босс» по­старался растянуть мешки под глазами в улыбку, — я не хотел оскорбить вас. Я лишь изложил вам некоторые при­емы своей профессии. У каждой фирмы есть свой секрет. Можно упрашивать избирателей, чтобы они избирали себе президентом кандидата потому, что он умен, справедлив и жаждет блага стране. Не спорю, были случаи избрания президента таким бездарным способом. Но оставим эту ста­ринку нашим противникам. У меня другой стиль. Я прежде всего учитываю вкусы избирателей. Это мой патент. Сло­вом, сэр, насколько я понимаю, вы нужны партии, а вам нужен Белый дом и провожатый в него. Я к вашим услугам. Мы с вами прискачем к столбу первыми.

Мистер Элуэлл нервно барабанил холеными пальцами по столу. Казалось, что еще мгновенье — и он выгонит бой­кого политического импресарио.

— Что действует на толпу, сэр? — продолжал, не сму­щаясь, мистер Кент. — Искусство, сэр, только искусство! Живопись, сцена, кино, музыка. И важно не то, что они затрагивают умы зрителей и слушателей, но то, что они действуют на их чувства. Овладейте чувствами избирате­лей, сэр, и, клянусь честью, мы победим. А для того чтобы овладеть сердцами людей, нужен драматический жест, ну­жен, как мы, политики, говорим, «хокум». Его ждут ваши избиратели.

Мистер Кент снова комфортабельно устроился на пись­менном столе Элуэлла.

— Итак, прежде всего — зрелище. У вас подходящая фигура, сэр. Глядя на вас, мог бы напиться со злости любой кандидат в президенты. — Мистер Кент картинно протянул руку к мистеру Элуэллу. — Посмотрите, джентльмены, на это лицо без единой морщины, лишь с двумя глубокими складками, изобличающими мужество и энергию; посмо­трите на эти седые виски, так красиво оттеняющие смуглый цвет кожи уроженца юга; на светлые прямодушные глаза! А ваша безукоризненная манера одеваться, сэр! Дуг, сэр, дуг! — Мистер Кент выговаривал слово «гуд» — хорошо — наоборот, что на его залихватском жаргоне должно было означать двойное одобрение. — Мы придумаем вам хокум. Есть у вас порванные платки? Нет. Дэб, плохо. Надо за­вести. Мы условимся с вами так: произнося перед избира­телями предвыборную речь, вы в соответствующий момент вынете из кармана выглаженный, но порванный носовой платок. Смущайтесь и говорите, что виновата миссис Элу- элл, что у вас, конечно, есть дюжины целых платков, но ваша жена очень рассеянна. Но она прекрасная женщина и умеет зато хорошо воспитывать детей. Ах, эти детишки, прелестные малютки! — Мистер Кент взял со стола фото­графию с двумя кудрявыми головками, красовавшуюся на столе Элуэлла. — Вы передадите в толпу несколько таких фотографий и начнете болтать с парнями по-приятельски. Это даст вам не один миллион голосов. Все скажут: «О, Элуэлл? Это свой парень!»

— Запомните, мистер Кент, что я буду выступать как политический деятель, а не в качестве актера. Моя задача — отвлечь американцев от чуждых им европейских интересов. С нас довольно войны и послевоенной реконструкции. Мы должны благодарить Бога за океаны, которыми он отделил от нас другие материки, а не строить мосты в Европу через Северный полюс.

— Замечательно, сэр! Дуг! Дуг! — застыл в восхищении мистер Кент. — Вы правы; толпе надо показать, под ка­ким флагом мы идем в Белый дом. В каком вопросе мы не сходимся с нашим противником, сенатором Ирвингом Мором? Прежде такими вопросами были: вхождение или невхождение Америки в Лигу наций, отмена или сохране­ние сухого закона, воевать или не воевать. И вы прекрасно сформулировали свои политические позиции. Мы против постройки подводного плавающего туннеля через Ледови­тый океан. Ваш противник защищает туннель? О’кей! Вы же выступаете, как человек, спасающий нацию от вовлечения в грандиозную авантюру...

— Довольно! — прервал мистер Элуэлл. — Я не соби­раюсь входить с вами в обсуждение своей политической платформы.

— О’кей! — склонил голову Кент. — Мы лишь обсужда­ем детали предвыборной кампании. Что касается меня, то одному сенатору, выборы которого я проводил, по такому деликатному вопросу, как отмена сухого закона, я советовал говорить так: «Все силы свои я положу на борьбу против страшного яда, могущего отравить нацию, однако и готов рассмотреть все разумные предложения к удовлетворению естественных потребностей американцев». Впрочем, сэр, я ничего, ничего не советую. В предвыборных речах я бы лично не излагал никакой программы, а лишь ссылался бы на Библию и конституцию. Уверяю вас, многие избиратели были бы вполне довольны. Стап! Стап, сэр! Я уже молчу. Перехожу к будничным вопросам, к текущим расходам. Имеет мистер Элуэлл о них представление? Дуг, я не со­мневался.

Мистер Элуэлл нехотя сел в кресло и, полуобернув­шись, продолжал скучающе постукивать пальцами по сто­лу. Сколько хлопот связано с этой предвыборной борьбой! Если бы этот Кент не пользовался славой человека, успешно проведшего не одну кампанию, разве стал бы Элуэлл тра­тить время?

— Расходы, расходы, — качал головой мистер Кент.— Вы, конечно, богатый человек, мистер Элуэлл, крупный акционер нескольких судостроительных заводов, но... ваших средств будет недостаточно, сэр. Партийный же аппарат берет, а не дает деньги. — И, наклонившись че­рез стол к мистеру Элуэллу, а по пути взяв из коробки сигару, мистер Кент продолжал: — Далеко не все знают, что в день выборов всё могут решить «пловцы», — это се­крет моей фирмы, сэр. — Мистер Кент многозначительно подмигнул. — Эти славные парии или не имеют работы, или не хотят ее иметь, но зато обладают большой семьей: папами, мамами, братьями, сестрами, тетями, дядями, бабушками, дедушками и просто собутыльниками. Да, сэр. Я вам открою тайну: знайте, что на каждом избира­тельном участке, включающем до четырехсот избирате­лей, мой доверенный всегда имеет на примете дюжину таких парней. Если им сунуть в день выборов пять или десять долларов, то они приволокут к избирательным урнам всю свою семейку — человек десять, — и мистер Кент щелкнул пальцами, стараясь поймать взгляд патро­на. — Представьте себе, сколько голосов вы заполучите таким образом! Если «пловцы» будут наши, при условии, конечно, что ваши деньги перейдут к ним, то я берусь, как у нас говорят, провести в президенты рыжего пса против апостола Павла.

Мистер Кент расхохотался, но тотчас, смолк, соскочив со стола. Разгневанный мистер Элуэлл стоял перед ним во весь рост. Рука его уже поднималась, чтобы показать на дверь.

— Сэр, кажется, вы осмелились говорить при мне о под­купе? — с убийственным холодом произнес он.

— О, что вы! — ужаснулся мистер Кент. — Я говорил лишь о некоторых организационных расходах, которые не­обходимы для вознаграждения людей, проводящих низовую агитационную работу в кругу семьи. О, сэр! Как можно го­ворить о подкупе? Мог ли я?..

Мистер Элуэлл раздраженным движением взял из ко­робки сигару.

— Итак, теперь подсчитаем, сколько понадобится де­нег. — Мистер Кент сделал многозначительную паузу. — Приблизительно четыре миллиона долларов, не считая офи­циальных расходов — реклама, агитация, наем помещения и прочее, на что потребуется немногим меньше. Всего нуж­но считать около семи миллионов.

— Семь миллионов?

Элуэлл осторожно опустился в кресло.

— Конечно, — невозмутимо подтвердил мистер Кент, изогнувшись в почтительной позе.

Он долго стоял так, пока его патрон сидел в кресле, сжав красивую голову руками.

— О, если достать эти деньги, то мы победим мистера Мора и его неумелого политического помощника, мистера Меджа. Ха-ха! Нашей профессией нельзя заниматься ради торжества справедливости или даже для приобретения по­литического багажа, как хочет этот выскочка Медж. Для начала мы создадим вам популярность и осмеем вашего противника. — Мистер Кент бросил окурок и взял новую сигару. — Вы начнете в газетах дискуссию о технической абсурдности строительства плавучего туннеля, а про вашего конкурента где-нибудь скажете, что не придаете никако­го значения слухам, будто всеми чтимый сенатор решил переделать свой дом так, чтобы все комнаты в нем были цилиндрическими, как в туннеле. Вы не допускаете мысли, скажете вы, что такому пожилому человеку, как Ирвинг Мор, будет удобно жить и передвигаться в доме, где есть что-нибудь цилиндрическое. Ха-ха-ха! Намек на четыре колонны. Вы понимаете? А неудачу с опытным русским туннелем надо раздуть. Ха-ха! Сумасшествие и самоубийство мистера Корнева — автора Арктического моста. Гибель со­оружения. Преступное легкомыслие строителей...

— Довольно, — остановил Элуэлл мистера Кента, беря телефонную трубку.

Мистер Кент развалился в кресло и стал раскуривать сигару.

Элуэлл неторопливо набрал номер, потом произнес имя Джона Рипплайна. Лицо мистера Кента расплылось в подобострастной улыбке. Он даже встал с кресла и при­поднялся на носках. Казалось, он хотел прочесть по вы­ражению лица патрона, что слышит тот в телефонную трубку. До него доносились неразборчивые звуки низкого ворчливого голоса, в которых он вдруг угадал слово «яхта». Мистер Кент чуть не подскочил от радости. Элуэлл по­весил трубку и встал.

— О, мистер Элуэлл! Удача! Удача! — жал ему руку Кент. — Вы встречаетесь с мистером Рипплайном на его яхте? Дуг! Дуг! Прекрасная яхта! Я завидую вашей прогулке. Все газеты говорили о знаменитой яхте пароходного короля. Настоящая скаковая лошадь.

— Прощайте, мистер Кент! Я вызову вас, когда вы мне понадобитесь.

— О’кей, сэр! О’кей! Что значит семь миллионов для Рипплайна. Мы ведь с вами знаем, что пароходный король ненавидит плавающий туннель. Еще бы! Он боится за свои океанские линии. Я ухожу, ухожу, сэр. Все будет о’кей!

Мистер Кент, пятясь, выскочил за дверь.

Мистер Элуэлл некоторое время стоял, рассматривая свои руки, потом решительными шагами подошел к огром­ному зеркалу, занимавшему всю стену кабинета, долго смо­трел на свое выхоленное лицо, провел пальцами по гладким волосам, откинул назад голову и произнес:

— Леди и джентльмены, дорогие мои избиратели...

По желтым взволнованным водам Миссисипи плыл огромный колесный пароход. Пассажиры толпились на па­лубе, глядя на далекие берега с хлопковыми плантациями и густыми лесами. На корме молодые леди и джентльмены в светлых спортивных костюмах играли в пароходный тен­нис, перебрасывая через сетку резиновые кольца. Солнце накалило доски палубы так, что белая краска пузырилась.

Под тентом, наблюдая за игрой молодежи, в плетеных креслах сидели пожилые пассажиры, которым негры под­носили бульон и сухарики.

Несмотря на близость воды, было душно. Дамы неистово работали веерами, а мужчины не пропускали случая сбегать в бар, чтобы охладиться чем-нибудь погорячей.

— Смотрите, смотрите, это он, — проговорила толстая дама, расплывшаяся на полотне шезлонга.

— Ах, — воскликнула другая, — он именно таков, как его описывают!

Молодые люди прекратили игру, провожая глазами вы­сокую тощую фигуру джентльмена в черной паре и высоком цилиндре.

— Говорят, он когда-то был прекрасным спортсме­ном, — заметил один из играющих, ловко перебрасывая кольцо через сетку.

— А я слышала, что у него в юности была какая-то ро­мантическая история. Говорят, он всю свою долгую жизнь остался верен памяти той, которую когда-то любил.

Многие пассажиры, встречаясь со стариком в цилиндре, почтительно здоровались с ним. Он отвечал всем церемон­ными поклонами.

Незадолго до ленча на палубе почувствовалось оживле­ние. Пассажиры, столпившись у правого борта, показывали куда-то пальцами. Появились бинокли. Молодые люди бро­сили игру и побежали на нос парохода, откуда были видны оба берега и широкое течение великой реки.

— Черт возьми! Совсем как на старой гравюре, — за­явил молодой американец. — Смотрите на эти тоненькие трубы. Такие пароходы ходили здесь во время гражданской войны.

— В самом деле, откуда взялась эта посудина?

— Может быть, здесь происходит киносъемка?

— Неужели? Ах, как интересно! Может быть, снимут и наш пароход?

— Безусловно снимут, леди. Мы будем участвовать в ка­дре лучшей картины сезона — «Бегство невольников».

Маленький, низко сидящий в воде пароходик с двумя тоненькими, рядом стоящими трубами шел наперерез реч­ному гиганту, словно желая преградить ему путь.

— Джонни, вы что-нибудь понимаете в сигналах? Смо­трите, на пароходике машут флажками.

— О да, мисс Глория. Нам сообщают, что с сегодняшне­го дня в этом штате введен закон, запрещающий женщинам красить губы.

— Противный! Вечером я не танцую с вами.

— А сейчас сообщают, что запрещаются и танцы.

— Мы останавливаемся. Вы чувствуете? Колеса больше не работают. В чем дело? Что-нибудь случилось?

— Пароходик направляется к нам. Сейчас все узнаем. Эй, парень, — обратился молодой американец к негру-стю­арду, — в чем дело?

Негр не по-казенному радостно улыбался:

— Это наши из города прислали за ним специальный пароход.

И негр-стюард скрылся в толпе.

— Ничего не понимаю, — заметил Джонни.

Меж тем маленький допотопный пароходик пришварто­вался к речному гиганту. По сброшенному трапу поднялся респектабельный джентльмен.

— О, этого я знаю, — заметил партнер Глории.

— Кто же это?

— Это мистер Медж.

— Как? Отец Амелии Медж?

— Он самый.

— Зачем он здесь?

— Он принимает участие в предвыборной кампании.

— Ах, вот в чем дело! А что это за толпа негров идет следом за мистером Меджем? Похоже на делегацию. Они поднимаются сюда на палубу. Пойдемте скорей. Вероятно, будет что-нибудь интересное.

Молодые люди, бесцеремонно расталкивая пассажиров, побежали на корму, где на игровой площадке собралось много народу. Над головами возвышался знакомый черный цилиндр.

— Мистер сенатор, — слышался голос мистера Мед- жа, — я лишь сопровождаю делегацию ваших избирателей, пожелавших встретить вас. Позвольте обратиться к вам ми­стеру Фредерику Дугласу, представителю жителей города, который вы согласились посетить.

— О, конечно, прошу вас, мистер Дуглас. Как вы по­живаете, мистер Дуглас? — послышался голос сенатора Ирвинга.

— Мистер сенатор, — обратился к Мору гигант-негр в безукоризненном костюме, — наш город с радостью ждет вашего появления. Население города, большую часть кото­рого составляют цветные, в знак выражения своих чувств решило послать за вами этот старинный пароход, мистер Мор. Этот пароход — реликвия нашего штата. На нем когда- то приезжал сюда сам президент Авраам Линкольн — ос­вободитель бесправных. Мы хотим, чтобы и вы, мистер сенатор, прибыли в город на этом пароходе.

Толпа на корме зашумела.

— Вот это здорово! — восхищенно воскликнул Джонни.

Сенатор Мор пожал руку Дугласу и вместе с ним, ми­стером Меджем и целой свитой секретарей и репортеров сошел на борт знаменитого пароходика.

Пассажиры, сгрудившись у борта, долго махали плат­ками и шляпами. Речной гигант из уважения к сошедшему сенатору продолжал медленно плыть по течению с заглу­шенными машинами.

— Если бы я выставил свою кандидатуру в президен­ты, — заметил высокий седой джентльмен со смуглым кра­сивым лицом, — то уж во всяком случае не стал бы жать руку негру.

— Плантатор! — прошептал Джонни Глории и увел ее в салон.

Весь берег около пристани был запружен толпой. На капитанском мостике пароходика была отчетливо видна высокая черная фигура человека, размахивающего клетча­тым платком.

 

Когда пароход загудел, берег ответил ему неистовыми криками. Толпа заполнила дебаркадер. Туча лодок устреми­лась навстречу. Многие негры и даже белые, сняв ботинки, вошли по колено в воду.

— Мистер Мор, — наклонился к сенатору Медж, — мне кажется, что аудитория избирателей налицо.

— В самом деле, — улыбнулся старик и, подойдя к пе­рилам мостика, поднял руку.

Шум сначала возрос, но постепенно стих.

— Свободные граждане, — начал Мор, обводя глазами бесчисленные черные лица на берегу, — я рад, что встреча­юсь с вами, как встречался еще недавно с такими же сво­бодными гражданами в Бостоне и Детройте. Прислав за мной этот чудесный памятник вашего освобождения, вы оказали мне великую честь и всколыхнули во мне чувство благодарности Провидению за Великого Американца, бла­городством и справедливостью положившего начало веку процветания. Когда его усилиями было покончено с не­доверием и враждебностью внутри нашей страны, в ней проснулись небывалые творческие силы, обращенные на ее обогащение и прогресс. Не перед тем ли самым, но в мас­штабе всего мира, стоим сейчас и мы с вами, свободные граждане? Покончив с недоверием и враждебностью между нациями, мы, американцы, должны сплотиться с нашими заокеанскими друзьями и братьями, чтобы способствовать быстрому расцвету и обогащению всего мира. Мы входим в эпоху Великого сотрудничества и Великих работ. Одна из первых таких работ — титаническое строительство в самом недоступном месте земного шара — ждет нас. Вместе с Рос­сией мы должны построить плавающий туннель в Европу, тем самым приблизив ее к себе и преодолев преграду океа­нов, отделяющих нас от всего человечества. Строительство туннеля займет наши свободные силы, даст вам, американ­цам, работу, благосостояние вашим семействам. Участие

Америки в великом сотрудничестве отбросит в далекое про­шлое боязнь нужды и голода. Вот путь Америки, начер­танный Провидением и завещанный нам историей. Борьбу за это свободное будущее и обещаю я вам в случае своего избрания, свободные дети великой Америки. Я уверен, что вы придете на выборы в большем количестве, чем прежде, свободные от равнодушия к делам человечества, не стеснен­ные ограничениями, отмирающими в наши дни, которые исчезнут так же бесследно, как исчезли когда-то черные гроздья бесправия, уничтоженные Авраамом Линкольном.

Восторженные крики потрясли воздух. Почтенного се­натора на руках перенесли на пристань и понесли к его автомобилю. Шоферу не позволили включить мотор. Ав­томобиль покатили на руках до гостиницы, украшенной национальными флагами.

Пассажиры с речного гиганта в бинокли могли видеть эту сцену.

— Так встречают не кандидата, а любимого президен­та, — заметил Джонни, отнимая от глаз бинокль.

— Негры... — многозначительно заметил кто-то.

— А как вы думаете, кого выберут — Мора или Элуэлла? — спросила Глория.

 

пред.             след.