Глава шестая
РАКЕТНЫЙ ВАГОН

На одной из подмосковных дачных станций царило странное оживление. Пестрая толпа дачников, несколько железнодорожников и вездесущие мальчишки окружали необычного вида поезд, походивший на гигантскую трубу, поставленную на колеса.

Мальчишки, облепившие забор и тополя, вытягивали шеи, свешивались с веток и кричали друг другу:

— А почему окон нет?

— И дверей не видно.

— Это цистерна, бензин перевозить.

— Врешь, это пушка...

— Пушка, пушка... Много ты понимаешь! А как целиться?

— А это осадная. На цель рельсы прокладывают. Честное слово так. Мне Егорка говорил.

— Ребята, ребята! Смотри, идут.

— На четырех «ЗИС-120» приехали. Видите?

— Смотрите, какой дяденька! Не дяденька, а целых пол­тора дяденьки!

— Он тебя с дерева достанет, руку только протянет.

— А я знаю это кто. Это — Седых, замнаркома!

— Много ты знаешь! Пушка, тоже говоришь... А как она заряжается?

— А вон видишь сзади такое кольцо с дырками. Навер­ное, оно отвертывается.

— Ничего вы не знаете. Не дырки, а дюзы. Это снаряд ракетный, на Луну лететь.

— На Луну?

— Ой, на Луну! Вот хорошо бы залезть да спрятаться.

— Найдут, наверняка найдут.

— Откуда ты знаешь, что это ракетный снаряд?

— А вон, видишь, с полуторным дяденькой женщина идет?

— Ну, вижу.

— Это его дочь. Она в Ракетном институте училась. Мы в прошлом году с ними рядом на даче жили.

— И они отсюда прямо на Луну полетят?

— Вот увидишь. Снаряд по рельсам разбежится, раз­бежится, а потом как ахнет — и сразу в воздух. Ну, а потом прямо на Луну.

Группа приехавших подошла к трубообразному поезду. Мальчишки притихли.

— У тебя все готово, Анка? — спросил низким басом Седых.

— Все, папа. Только...

— Что только?

— Я боюсь, что он опоздает.

— Кто? Алексей Александрович? Не может этого быть. Он знает, что перегон выделен на строго определенное вре­мя.

— Нет, я знаю, что Алексей Александрович не может опоздать. Я про Андрейку говорю.

— Как про Андрея?.. — удивился Седых. — Откуда же он возьмется?

— За ним Сурен послан. Они должны, обязательно должны прилететь.

Седых пожал широкими, прямоугольными плечами.

— Ну как, ты ему написала про «это»?

— Нет... — тихо ответила Аня. — Об этом нельзя писать.

Это можно только самой объяснить. С глазу на глаз...

Иван Семенович покачал головой.

— Ой, смотри, Анка! Не всяк тебя поймет. Вот если бы мне на его месте быть довелось, так я бы тебя... Вроде как за моей, мол, спиной все делала.

— Ах, папа! Ну, как ты можешь так говорить? Андрей все поймет.

Седых кашлянул и отвернулся.

— Никак Алексея Александровича машина?

— Да, папочка. Это он. Я его встречу.

Аня быстро побежала к шоссе. Ее маленькая ладная фигурка, в голубом комбинезоне и кожаном шлеме, легко перепрыгивала через пути.

Из огромной, закрытой машины навстречу ей вышел невысокий человек в очках и белой фуражке.

— Добрый, добрый день,— проговорил он, дружелюбно протягивая Ане узкую руку и смотря на нее из-под очков добрыми и внимательными голубыми глазами.

— Здравствуйте! А я Андрейку вызвала, Алексей Алек­сандрович, — выпалила Аня.

— Он так и не знает ничего.

— Нет, Алексей Александрович, я не стала ему писать.

— Ну, что ж, приедет... сам увидит...

— Только я страшно волнуюсь.

— Боитесь, что опоздает?

— Нет... не только это. Для меня ведь сегодня вдвойне значительный день.

— Вдвойне? — спросил Алексеи Александрович, пере­шагивая через рельсы и бросая на Аню быстрый взгляд.

— Сегодня последние испытания вагона, и сегодня я передам Андрею свой подарок — подарок, который я так долго хранила от него втайне и которому посвятила все свои силы, всю жизнь.

— Это хороший подарок, Аня. Я хотел бы получить такой.

— Вы? — рассмеялась Аня. — Так ведь я вам тоже его подарю. Я его не только Андрею подарю, а и вам, и отцу, и всем, всем — всей нашей стране.

— Волнуетесь? — задумчиво переспросил Алексей Алек­сандрович. — Это хорошо, обязательно волнуйтесь. Что мо­жет быть лучше такого волнения.

— Знаете, мне кажется, что теперь в наших отношениях с Андреем должно что-то произойти. Мы станем ближе, роднее. Он почувствует мою преданность... и равенство. Я его люблю, Алексей Александрович. Вы простите, что я вам надоедаю, я вам ведь еще в прошлый раз об этом говорила. Но я только вам, честное слово. Никто другой даже не догадывается.

— О том, что вы Андрея Григорьевича любите?

— Ах, нет, я про подарок говорю. Вы знаете, я встречи с Андреем больше жду, чем испытания вагона. Это очень плохо?

Алексей Александрович тихо дотронулся до Аниной руки.

— Нет, хорошо. Это так и должно быть. Ну, а ракетный вагон ваш в порядке? Все готово?

— Все, Алексей Александрович. Теперь все собрались... Вы видите, вон там генерал стоит.

— Кто это? Я его не знаю.

— Это я его нашла. Вы знаете, он командовал бата­реей «катюш», когда я впервые во время войны ракетные снаряды увидела. Он был тогда капитаном. Мне при нем в голову мысль о ракетном вагоне пришла. И я ужасно хотела, чтобы он был. Ну вот я его долго отыскивала. На­конец я его нашла и письмо ему написала. Только я не знала, что он генерал.

— Ах, вы романтик юный!

Алексей Александрович с Аней подошли к ракетному вагону. Мальчишки провожали их жадными, завистливыми взглядами. Еще бы, через несколько минут эти счастливцы улетят на Луну!

Высокий, крепкий человек в широком летнем пальто и мягкой шляпе, запрокинув голову, следил за снижаю­щимся самолетом.

Самолет спускался очень круто, но, пройдя забор аэро­дрома, пошел почти параллельно земле, потом с каким-то изяществом слегка коснулся травы и побежал по ровному полю.

Он приземлился очень далеко от наблюдавшего за ним человека, продолжавшего спокойно стоять на месте. Летаю­щий гигант развернулся, вырулил к бетонной взлетной до­рожке и тяжеловато поехал по направлению к аэровокзалу.

Наконец самолет остановился. Человек в широком паль­то и мягкой шляпе направился в его сторону. Встречающие обгоняли его, но он не ускорил шага.

Дверца открылась, выпала алюминиевая лестница. Пас­сажиры один за другим сходили по ней.

— Степан, Степан! Я тебе Андрея привез!

Не воспользовавшись ступеньками, Сурен спрыгнул на землю.

Степан Григорьевич приветственно поднял руку. В этот момент по лесенке стала спускаться фигура с каким-то рюк­заком за плечами.

— А это профессор, знакомься! — воскликнул Сурен, пожимая Степану руку. — Очень парашют полюбил. Теперь даже в автомобиле с парашютом ездить будет.

— Полно, полно вам надо мной издеваться, — прого­ворил спускавшийся и повернул к Степану Григорьевичу свое лицо, обрамленное небольшой бородкой. — Больше я с вами, Сурен Андроникович, никуда не полечу, ни за какой шашлык.

Говоря это, профессор снял с плеч сумку и неожиданно набросил ее на Сурена.

— Дальше сами несите, — притворно сердясь, сказал он.

— Но где же Андрей? — спросил Степан.

— Да вот он.

Андрей стоял в проеме дверцы, загорелый, коренастый. Лицо его как-то по-особенному помолодело от здоровой ху­добы, подчеркивавшей его скулы и мягкий подбородок. Он искал глазами кого-то в толпе. Потом он так же, как Сурен, спрыгнул на землю, протянул Степану обе руки и вместо приветствия сказал:

— А разве Ани нет с вами?

— Здравствуй, Андрейка, — крепко обнял его старший брат. — Ты про Аню? Разве Сурен не сказал тебе? Она на испытании.

— Как на испытании?

— Ну, конечно, — прервал Сурен. — Тебе в записке ска­зано, чтобы ты не опоздал.

— На испытании? — повторил Андрей. — Опять что- нибудь ракетное?

— Вот именно!

Андрей отвернулся.

Профессор простился с друзьями у выхода из аэропорта и направился к своей машине. Сурен вдруг спохватился и бросился за ним следом.

— Профессор, профессор! А парашют?

Но профессор захлопнул перед самым его носом дверцу и погрозил кулаком. Шофер включил мотор.

Сурен махал сумкой с парашютом вслед удалявшейся машине.

Андрей не сдержал улыбки.

— Сколько в нем жизни! Я теперь понял, откуда это.

— Откуда? — холодно поинтересовался Степан.

— От кавказских гор.

— Так едем! — закричал подбежавший Сурен.

Через минуту все трое разместились на заднем сиденье огромного открытого автомобиля Степана Григорьевича. Навстречу мчалась широкая магистраль Садового кольца. Андрей, улыбаясь, оглядывался по сторонам.

— Ну как, товарищ Корневьян, понравилась тебе Мо­сква?

— Я оглушен, голова идет кругом. Где мы едем? Я ни­чего не узнаю.

— Ты слышишь, Степан, он оглох. Вот сегодня ты по- настоящему оглохнешь. Верно, Степан?

— Пожалуй.

Андрей жадно смотрел по сторонам. Солнце слепило глаза. Зеркальная мостовая множила его лучи, делала их еще ярче. Листва окаймлявших тротуар деревьев слилась в радостную полосу, лишь на мгновенье обнажая балконы, легкие колоннады и полупрозрачные стены новых домов.

— Послушайте, скажите, сколько лет я проспал? Что творится вокруг?

— Ты про эти дома? Это, брат, эпоха Великих работ — скоростное строительство. Методы выработаны на восста­новлении городов. Года тут ни при чем.

— Но как же?.. Как же могло вырасти столько деревьев?

— Совсем, совсем горный житель стал. Он даже не знает, что за одно лето в Москву можно пересадить два миллиона взрослых деревьев. Теперь Москва не уступает Парижу.

Скоро машина выехала на пригородное шоссе. Андрею оно показалось родным. Скоро небольшая дачная платфор­ма, а там... там Аня.

Мальчишки на дереве заволновались. Они кричали своим друзьям на заборе, словно именно им с дерева было лучше видно:

— Садятся, садятся! Все внутрь залезают!

— Смотрите, смотрите, а девушка-то осталась!

— Ну, она-то обязательно полетит!

— Почему ты думаешь?

— Дурак, не видишь, — она в комбинезоне. Она управ­лять снарядом будет. А потом она сама конструктор. Мне Егорка говорил.

— А почему все сели, а она осталась?

— На часы смотрит...

— Еще одна машина на шоссе! — истошно закричали с верхней ветки.

Несколько мальчишек свалилось с забора, так быстро они повернулись.

— Трое, трое! Еще трое! Это наверняка провожать...

— Девушка к ним навстречу бежит. Ой, смотрите, как прыгнула! А он ее на руки взял, несет. Вот так штука!

Ребята все разом принялись кричать и хлопать в ладоши.

Андрей, не обращая ни на кого внимания, нес Аню к ва­гону.

— Что ты делаешь, сумасшедший? Пусти, там же ко­миссия.

Говоря это, Аня крепко прижалась щекой к загорелому лицу Андрея.

— А какое мне дело до комиссий, до испытания, до изо­бретений твоих? Мне ты нужна!

Аня еще крепче прижалась к Андрею, спрятав свое лицо у него на шее; глаза ее стали влажными.

— Скорей, скорей! — шептала она. — Нам перегон вы­делен на очень короткое время. — Она вырвалась из рук Андрея и спрыгнула на землю. — Иди сюда. Со мной... со мной. Мы вместе поведем поезд.

— Все равно куда, только с тобой, — ответил Андрей, одним прыжком вскакивая на подножку.

Сурен и Степан Григорьевич последовали за ним.

— Ну, ребята, держись, не упади с дерева. Сейчас взрыв будет, и они... на Луну...

— На Луну! — кричали с забора.

Дачники и железнодорожники стали поспешно отходить в сторону.

— Это что же? Новый поезд пригородного сообще­ния? — спрашивал Андрей, перебирая тонкие пальцы Ани. Аня торжествующе поглядела на него, ответила легким по­жатием и села в кресло. Перед ней был пульт с приборами управления, примыкавший к стеклянной передней стенке.

— Андрейка, сегодня у меня вдвойне значительный день. Пожелай мне удачи.

— От всей души!

Раздался оглушительный взрыв. Андрей отлетел назад и ударился о стенку. Новый удар, и еще более сильный толчок.

Аня оглянулась, виновато и в то же время торжествующе улыбаясь. Андрей, не успев прийти в себя, заметил, что по­езд мчится с огромной скоростью. Он хотел что-то сказать, но Аня, конечно, не могла его слышать. Снаружи врывался страшный грохот непрекращающихся взрывов.

Аня сделала Андрею знак глазами. Он надел висевшие на стене наушники. Теперь он слышал голос Ани.

— Нам выделили прекрасный участок пути. Никаких подъемов, никаких поворотов. Прямо как в твоем Аркти­ческом мосте.

Андрей насторожился.

— Ты не ушибся? Я нечаянно дала взрыв сразу двух очередей. Все ты виноват. Ну, как мы несемся, посмотри. Теперь держись. Сейчас дам взрывы третьей очереди.

— Ты сумасшедшая! Это уже авиационная скорость.

Телеграфные столбы проносились мимо, как спицы бе­шено вращающегося колеса. Телеграфные провода вздыма­лись и опускались, как волны.

Снова загрохотали дюзы. Андрея придавило к перегород­ке. Провода за окном бились теперь вверх и вниз. Деревья слились в сплошную стену, через которую, как через зеленое стекло, можно было видеть дорогу и перелески.

— Двести километров в час! — воскликнула Аня. — Еще немного... вот теперь четыреста.

Станционные постройки летели, как огромные снаряды. Казалось, что еще мгновенье — и они врежутся в поезд.

Андрей порозовел и тяжело дышал.

— Вот это скорость!

— Подумай, Андрейка, ведь это только двадцать пять процентов скорости, которую я могу дать в трубе Аркти­ческого моста. Здесь нам мешает сопротивление воздуха.

— Что ты сказала? — вздрогнул Андрей. — При чем тут Арктический мост?

— Глупый, неужели ты еще не догадался? Я изобрела и построила этот вагон для Арктического моста,— говорила Аня, не поворачиваясь и пристально смотря через стекло. — Если бы ты знал, сколько любви я вложила в эту работу. Я ведь хотела тебе помочь и поэтому не могла быть с тобой во время болезни. Ну, что ты молчишь? Ты понял? Понял все?

Андрей не отвечал. Румянец как-то сразу сошел с его лица, только скулы горели красными пятнами.

Взрывы смолкли. Аня обернулась. Поезд мчался с бе­шеной скоростью по инерции. Наступила давящая тишина.

— Андрей, — тихо позвала Аня.

— Я ничего тебе не скажу, не спрашивай, — глухо про­говорил Андрей. — Мне только жаль, что твоя любовь и за­бота достались этому металлу, в то время как я... Ну, ладно...

— Андрей, как ты можешь так?.. — Аня закусила губу.

Несущийся на нее пейзаж вдруг подернулся мутной пе­леной, словно бесчисленные капельки дождя покрыли вдруг лобовое стекло вагона.

Андрей снял наушники. Аня снова оглянулась. Глаза ее мгновенно высохли, брови сдвинулись.

— Неужели ты настолько далек от меня, что...

— Расстояние, которое нас отделяет, определила, Аня, ты сама. Прости, но позволь мне уйти отсюда в вагон.

— Как хочешь, — тряхнула Аня головой и стала тормо­зить поезд.

Андрей открыл дверцу кабины. Послышались громкие голоса членов комиссии. Лишь на одно мгновенье Андрей задержался на пороге. Он хотел обернуться, но пересилил себя. Дверь за ним закрылась.

На остановке Андрей вышел из вагона и направился в реденький березовый лесок.

Когда позади раздался грохот взрывов, Андрей вздрогнул и схватился рукой за тонкий белый ствол дерева. Долго он простоял так, не двигаясь, потом медленно побрел обратно.

На путях и на перроне было пустынно. Попался толь­ко одни старичок-железнодорожник в фуражке с красным верхом.

— Вам на Москву поезд? — участливо спросил он, вни­мательно вглядываясь в лицо Андрея.

Корнев кивнул головой.

— Так он не скоро будет, сегодня ведь испытания.

Стоя на платформе, Андрей задумчиво смотрел на по­дернутый вечерней дымкой пейзаж. Деревья и телеграфные столбы казались влажными. Густые сети проводов были похожи на мертвую зыбь, застывшую навеки.

Андрей вздрогнул.

Что ж, если женщина скрыла от тебя самое для нее до­рогое и, идя с тобой рядом, имела свою, особую жизнь, то значит, что ты ей чужд... Если женщина не пришла к близ­кому человеку, когда он боролся за жизнь, как когда-то в го­спитале, ясно все — любви уж нет.

Сойдя с платформы, Андрей двинулся вдоль путей. Влажный и теплый ветер ласкал ему лицо, а ему хотелось, чтобы он бил его солеными брызгами.

«В конце концов все забыли, что стоит спросить меня, если не как автора, то как инженера. Пригоден ли ракет­ный вагон для Арктического моста? А ведь можно привести много возражений, сомнений. Хотя бы газы... Как удалять их из туннеля, если в нем не должно быть сопротивления воздуха?»

Друзья?.. Они предали и покинули его. Они подняли руку на самое дорогое для него — Арктический мост.

За спиной он услышал хруст гравия под чьими-то нога­ми. Андрей обернулся.

Сзади него, пряча от ветра спичку, раскуривал трубку Сурен.

 

пред.             след.