Глава шестая
ПОДВОДНЫЕ ГОНКИ

Степан Григорьевич Корнев стоял, скрестив руки на гру­ди и наклонив голову. Он словно внимательно рассматривал мозаичный пол, повторявший рисунок потолка, а потому казавшийся его отражением.

На перроне вокзала «Мурманск-подземный» было тихо. Около колонны выстроилось тридцать молчаливых фигур, одетых в одинаковые черные пары. Это были инженеры — руководители строительства.

Две девушки вынесли из диспетчерской легкий столик, накрыли его красным сукном, потом принесли блестящие металлические стулья.

Отдаленный шум, доносившийся из темных круглых от­верстий, куда уходили рельсы, внезапно смолк.

Послышались тяжелые шаги и поскрипывание сапог. Степан Григорьевич оглянулся.

По платформе, сильно сутулясь, отчего его широкие плечи казались еще шире, шел Иван Семенович Седых. Подойдя к столу, он откашлялся и густым старческим ба­сом сказал:

— Комиссия закончила приемку сооружения «Аркти­ческий мост». Сейчас по традиции строек эпохи Великих работ состоится торжественное подписание акта, после чего по трассе туннеля пройдут два пробных поезда. Правитель­ство поручило мне объявить благодарность всему совет­скому коллективу стройки и поздравление американскому коллективу. Одновременно я передаю всем собравшимся поздравление президента Мора.

Степан Григорьевич удовлетворенно кивнул головой.

Среди присутствующих ощутилось движение. Головы всех, как по команде, повернулись к главному входу. Седых выпрямился.

По платформе один за другим шли члены приемочной комиссии. Степан Григорьевич, не меняя позы, искоса взглянул на них. Среди них был Андрей.

— Степан, здравствуй! — Андрей подошел к брату. — Почему ты не показывался все последние дни? Ведь ты член приемочной комиссии. Почему ты не принимал участия в нашей работе?

Степан Григорьевич пренебрежительно пожал плечами.

— Мое дело было построить, — кратко сказал он и ото­шел к столу.

Андрей на мгновенье задержался. Он как бы старался вникнуть в скрытый смысл этих слов. Потом, вспыхнув, он рванулся было к брату, но замер. У стола лицо его стало уже спокойным.

Люди подходили к Седых и подписывали акт и рапорт правительству в полной тишине.

Степан Григорьевич поставил тоже свою подпись. Он расписался размашисто через весь лист.

Андрей взял перо последним.

— Дай мне акт и рапорт, — протянул Степан Григорье­вич руку. — Здесь не хватает американских подписей. С пер­вым поездом я лично доставлю Кандерблю их на подпись. К тому времени, когда ты приедешь, акт уже будет подписан и рапорт правительству отослан.

Андрей удивленно посмотрел на брата и неуверенно передал ему бумагу.

Седых говорил перед микрофоном, обращаясь ко всем участникам строительства:

— Я счастлив, что стал современником эпохи Великих работ, создавшей Арктический мост, «луналёт», Гибралтар­скую плотину и Ледяной мол, отгородивший от Ледовитого океана море Лаптевых. Эти грандиозные работы показыва­ют, что может создать труд людей, обращенный на борьбу с природой, покоряющий стихию, пространство, время. Сейчас подо льдом Ледовитого океана помчатся первые сверхскоростные поезда, право вести которые надо рас­сматривать как величайшую привилегию, как признание в водителе исключительных творческих заслуг перед чело­вечеством.

Степан Григорьевич взглянул на Андрея и, тщательно свернув акт, положил его в карман. Не дослушав речь Се­дых, он деловито направился в диспетчерскую. Андрей при­стально смотрел брату вслед. Он не умел скрывать своих чувств, как Степан. Смешанное чувство настороженности и огорчения сквозило в его чертах.

Гул подходившего к платформе перрона поезда отвлек его внимание. Видимо, Степан Григорьевич уже вызвал поезд.

Седых принесли радиограмму. Старик достал очки и про­чел громко, забыв отодвинуть или выключить микрофон:

— Радиограмма из Туннель-сити. «К приему поезда го­товы. Просим привезти из Мурманска горячий обед. По­лучение его первым поездом рассматриваем как личную привилегию. Из-за толпы репортеров и туристов сообщение с квартирой и ресторанами прервано. Персонал ничего не ел. Г е р б е р т К а н д е р б л ь».

Иван Семенович оглядел всех, сдвинул очки на лоб и вдруг оглушительно расхохотался. Его громкий, зара­зительный смех транслировался почти всеми радиостан­циями мира.

— Термосы с обедом! Живо! — послышалась команда Степана Григорьевича.

Странный поезд, без окон и дверей, напоминавший не­имоверно длинную цистерну, уже стоял у перрона. Андрей любовно потрогал цилиндрическую обшивку вагонов.

Степан Григорьевич прошел мимо него и обратился к Седых:

— Иван Семенович, радируйте Кандерблю, что я до­ставлю ему обед. — Обернувшись к Андрею, он добавил:— А тебя, Андрей, мы встретим со всеми репортерами и тури­стами, как подобает. Ваш поезд пойдет следом за нашим, как только мы достигнем Туннель-сити.

— Хорошо, хорошо, — скороговоркой проговорил Ан­дрей и прошел к головной части поезда.

Иван Семенович недовольно посмотрел на Степана Григорьевича и сделал знак, чтобы тот подошел к нему, но Степан словно не заметил этого. Тогда старик крякнул, откашлялся и, пододвинув к себе микрофон, сказал:

— Через несколько минут отправляется первый поезд. Правительство СССР и президент США, отмечая исклю­чительные заслуги инженера, создавшего проект Арктиче­ского моста и принявшего самоотверженное участие в его строительстве...

Степан Григорьевич, прервав распоряжение, которое давал одному из инженеров, вытянулся. Он высоко под­нял голову. Глаза его смотрели поверх всех голов, шея была напряжена. Рукой он взялся за блестящую ручку двери, веду­щей в кабину управления пер­вого сверхскоростного поезда.

— ...доверили ведение первого поезда автору проекта Арктического моста и бывше­му начальнику строительства инженеру Корневу Андрею Григорьевичу. Второй поезд поведет заместитель начальника строительства Степан Григорьевич Корнев.

Степан вздрогнул. Он повернул к Седых голову, словно желая проверить услышанное. Автоматически он приоткрыл дверь, за ручку которой держался, потом захлопнул ее. Ни на кого не глядя, он пошел прочь. Его прямая, внушитель­ная фигура удалялась по направлению к диспетчерской.

Слегка растерянный, покрасневший от смущения Ан­дрей попался ему на дороге. Он хотел остановить брата, протянул ему руку, но Степан прошел мимо. Дверь дис­петчерской захлопнулась.

Седых, пряча в карман очки, прошел следом за Степа­ном.

— Степан... — тихо начал он, подходя к Корневу. — Сте­пан, хочешь, поезжай вместе с Андреем в первом поезде. А я приеду со вторым.

— Поезжайте с Андреем, Иван Семенович. — Степан Григорьевич говорил равнодушным голосом. — Ведите свой поезд, а я поведу свой. Это мое право.

— Как хочешь, — буркнул Седых и, сутулясь, вышел на перрон. Андрей шел к нему навстречу.

— Иван Семенович, — начал он, немного заикаясь, — мне хотелось бы, чтобы вместо меня поезд повел Степан.

— Что? — сердито вскинул брови Седых. — От пра­вительственного задания отказываешься? А ну-ка, марш в кабину управления! Пока еще я начальник строительства. Товарищи пассажиры первого поезда, по списку, мной огла­шенному, прошу в вагоны.

Андрей колебался только мгновенье. Взглянув через сте­клянную перегородку на неподвижную фигуру брата, он открыл дверь в кабину управления.

Только когда закрылись герметические двери поезда, Степан Григорьевич вышел на платформу. Скрестив руки на груди, он стоял перед головной его частью и наблюдал за стрелкой электрочасов. До отхода поезда оставалось че­тыре минуты.

Пользуясь выходящим наружу репродуктором, Андрей крикнул брату:

— До Америки три часа ходу. Через шесть часов уви­димся!

— Увидимся, — без всякого выражения, как эхо, по­вторил Степан Григорьевич.

Стрелка электрических часов перескочила на одно деле­ние. До отхода поезда оставалось две минуты.

— Люк! Люк! Открывайте! — послышался крик сзади.

Степан Григорьевич оглянулся. По перрону бежали два запыхавшихся человека, неся термосы.

— Скорее! Скорее! Откройте, пожалуйста! — кричали они.

— Прекратите беготню! Поезд отправляется, — грубо остановил их Корнев.

Люди поставили термосы на мозаичный пол и растерян­но смотрели на Степана Григорьевича, отирая потные лица.

— Так ведь обед... — начал один из них.

Степан Григорьевич дал знак.

Вагон плавно тронулся. Андрей кивнул брату. Цилин­дрическое тело поезда медленно скрылось в воздушном шлюзе. Автоматически поднявшаяся крышка закрыла люк.

Послышался легкий, едва уловимый шум. Заработали насосы, выкачивавшие из шлюза воздух.

На платформе никто не разговаривал. Медленно текли минуты. Наконец вакуумметр показал достаточное разре­жение. Готово! Сейчас автоматически откроется люк, от­деляющий воздушный шлюз от туннеля. Через мгновенье поезд помчится по туннелю, набирая скорость.

Степан Григорьевич все в той же позе продолжал стоять на перроне.

Прямо перед ним зажглась сигнальная лампочка. Он круто повернулся. Поезда в шлюзе больше нет. Андрей уже мчится под водой к Северному полюсу, к Аляске.

С противоположной стороны, из-под арки туннеля, со­единяющего подземный вокзал с поверхностью земли, по­казался другой поезд.

Когда Степан Григорьевич проходил мимо группы лю­дей, стоявших на платформе, до него донеслись слова:

— И к обеду и к первому восторгу встречающей толпы мы во всяком случае опоздаем.

Степан Григорьевич замедлил шаг. Напряженные склад­ки появились между его бровями. Он взглянул на ожидав­шую группу людей, на поезд, потом решительно подошел к вагону:

— Перевести на рельсы второго туннеля!

Водитель, думая, что ослышался, переспросил Степана Г ригорьевича.

— На рельсы второго туннеля! — спокойно повторил распоряжение Степан Григорьевич.

Люди на платформе переглянулись. Все знали, что поезд должен был пройти по тому же туннелю следом за первым, чтобы потом совершить обратный рейс по другой трубе.

Выполняя распоряжение заместителя начальника стро­ительства, поезд задним ходом удалился на поверхность земли, чтобы перейти там на другой путь.

Платформа опустела. Степан Григорьевич подчеркнуто неторопливыми шагами прохаживался по ней, то и дело поглядывая на часы.

Но вот, наконец, показались цилиндрические вагоны. Степан Григорьевич с не свойственной ему поспешностью спрыгнул вниз на рельсы и по маленькой лесенке забрался в кабину управления.

С момента отхода первого поезда прошло двадцать ми­нут. Он уже мчался сейчас где-то за четыреста километров от советских берегов.

На противоположном конце мурманского меридиана, на берегу Аляски, в городе Туннель-сити, ждали прибы­тия первого сверхскоростного поезда. Толпы людей забили вокзальную площадь и все прилегающие улицы. Каждые пять минут инженер Вандермайер, помощник знаменитого Герберта Кандербля, объявлял о ходе испытаний. Десятки репродукторов разносили его голос:

— Хэлло! Леди и джентльмены! Сейчас со мной говорил мистер Эндрью Корнейв. Поезд развивает нормальную ско­рость — полторы тысячи километров в час. Прошло четверть часа, как он покинул шлюз станции Мурманск. Пройдено триста семьдесят пять километров. Поезд везет в Америку много спешных писем и европейских газет.

Коле Смирнову удалось попасть на платформу подзем­ного вокзала Туннель-сити. Он стоял в плотной толпе ре­портеров, рабочих и инженеров, допущенных на испытание, купивших билеты на него или просто пробравшихся в зда­ние вокзала. Его плечо упиралось в грудь американскому рабочему Майку Диксу, работавшему в американском доке все годы строительства Арктического моста. Коля не гово­рил по-английски, американец не понимал по-русски, но тем не менее они оживленно беседовали.

— Хэлло, Майк! Каково? Скорее бы. Хариап. Понял?

Майк Дикс кивал головой, посасывая маленькую трубку. Оба они, задрав головы, следили за движущейся стрелкой на огромном циферблате, отмечавшей движение поезда в туннеле.

— Смотри, Майк. Бежит, бежит! А та, другая, на со­седнем циферблате, стоит. Это стрелка другого туннеля. Секонд. Понимаешь? Андерстенд?

— Иес, иес.

Стрелка перешла черту — пятьсот километров. В толпе закричали. Кто-то подбросил шляпу.

Высоко над толпой, в стеклянной будочке, в торжествен­ной неподвижности стоял Герберт Кандербль. Его низень­кий помощник с маленьким строгим лицом, украшенным тонкими усиками, держал в руках микрофон.

— Хэлло! Джентльмены! Поезд мистера Эндрью Корней- ва прошел пятьсот километров. Трасса туннеля настолько выравнена, сообщает нам едущий в поезде мистер Седых, что движение, несмотря на скорость, неощутимо. Из Мурманска нам посланы свежие северные цветы и замечательная рус­ская ягода — клюква. Горячий обед, к сожалению, опоздал.

Слово «клюква» дошло до Коли. Он с воодушевлением принялся объяснять, что это за ягода. Майк Дикс улыбался, посасывая трубку и кивая головой. Наконец он указал рукой на долговязую фигуру мистера Герберта Кандербля и сказал:

— Лош-шад... — потом дотронулся до своей челюсти.

— Что? Лошадиная челюсть? — Коля сразу стал серьез­ным. — Нет, брат, мы своих инженеров не дразним. И вам бы не надо.

Вдруг по толпе пробежал гул. Майк затормошил Колю, указывая глазами на циферблат. Стрелка переходила деле­ние пятьсот пятьдесят.

— Ага! Хорошо! Гуд! Вери гуд! — указывал Майк Дикс.

Коля взглянул на вторую стрелку и обомлел.

Она двигалась.

Что такое? Что случилось? Почему двинулась вторая стрелка? Ведь второй поезд должен был выйти из Мурман­ска только после того, как первый достигнет Туннель-сити.

Через стекло кабинки было видно, как Герберт Кан- дербль склонился над аппаратом связи. Волнение толпы все увеличивалось. Обе стрелки двигались по циферблатам.

Раздался голос Вандермайера:

— Только что получено известие: второй поезд вы­шел со станции Мурманск. Его ведет мистер Стэппен Корнейв. Подробности пока не известны. Мы следим за его движением по телеуказателю. Публику просят не волноваться.

Ничем нельзя было больше возбудить толпу, как прось­бой не волноваться. Особенно беспокоились на платформах, где видна была вторая движущаяся стрелка.

Вдруг раздался чей-то возглас:

— Догоняет! Клянусь честью! Разница теперь пятьсот восемнадцать километров, а была пятьсот пятьдесят.

Толпа зарычала. Люди стали пробиваться ближе к ци­ферблатам. Началась давка. Кое-кто пустил в ход кулаки. Но было слишком тесно, и драки не получилось.

Внезапно наступила тишина.

— Понимаешь, — шептал Коля, — впрямь нагоняет. Пятьсот семь километров между ними... пятьсот пять уже. Как же так? А?

— Гонка! Подводная гонка! — послышалось в толпе.

Поднялся невообразимый шум. Люди кричали каждый свое, поднимались на носки, хотя стрелки всем были пре­красно видны.

Вандермайер теперь сообщал через каждые три минуты о положении поездов. Репортеры сняли с плеч коротковол­новые установки и тут же передавали небывалую новость в свои редакции. Некоторые уже получили ответ, что их сообщение печатается в экстренных выпусках газет.

— Первый поезд прошел восемьсот километров, — возвещал Вандермайер, скинувший пиджак и оставшийся в жилете. — Второй поезд идет на четыреста пятьдесят ки­лометров позади. Сообщение со вторым поездом еще не установлено.

Все кричали друг другу, что поезд Стэппена Корнейва развивает скорость больше проектной. Кто-то высчитывал, догонит ли он брата. Заключались пари. Один репортер ис­тошно кричал, что его редакция сообщила о желании из­вестного миллионера и спортсмена Туннера держать пари в полмиллиона долларов за мистера Стэппена Г. Корнейва.

Майк Дикс повернулся к Коле.

— Пари, — предложил он, протягивая, насколько по­зволяла теснота, руку.

Коля покачал головой.

— Ноу, ноу. Нет, брат! Как так пари? Тут что-то неладно.

Толпа шумела.

Степан уже давно готовил сюрприз ко дню открытия движения в туннеле. Его новое усовершенствование в мо­торе Кандербля позволяло увеличить скорость поезда.

Решение провести испытание мотора немедленно и по­разить технический мир, эффектно догнав первый отпра­вившийся в Америку поезд, пришло к Степану внезапно и, как все его решения, было обосновано с несокрушимой логикой.

Степан считал,

Степан послал в Москву телеграмму, но, не успев, конеч­но, получить ответ, принял «вынужденное», как он называл его сам себе, решение и один, без сопровождающих, под свою ответственность повел поезд...

Степан сидел в кабине управления, не отрывая взгляда от указателя пройденного расстояния. На его лбу выступи­ли маленькие капельки пота. Напряженно наклонившись вперед, он держал руку на рукоятке контроллера. Он пере­гружал мотор, который каждую минуту мог сгореть. Здесь, в кабине управления, Степан не сковывал мышц лица. При­вычное для него спокойное выражение сменилось взволно­ванным, напряженным.

Показатель расстояния отметил, что над головой Север­ный полюс. Степан стал быстро писать цифры на белом мраморе пульта. Он вычислял: пройдена половина пути,

скорость поезда Андрея — 1500 километров в час. Если ско­рость не изменилась, если Андрей не прибавил ее, то он впереди на 250 километров.

И Степан перевел рукоятку почти до самого отказа, но, словно коснувшись раскаленного железа, отдернул руку.

В другой трубе туннеля со скоростью артиллерийского снаряда мчался поезд Андрея. В кабину быстро вошел Се­дых. Он совсем не сутулился, был, как некогда, огромен. Брови его стояли дыбом.

— Ну что, Андрей, не собираешься ли в гонках участво­вать? — спросил он строго.

Андрей оглянулся.

— Простите, Иван Семенович, — спокойно сказал он. — Этот рейс — только испытание поездов и трассы туннеля, а не подводная гонка.

— Ну, то-то же! — пробурчал Седых.

Напряжение в Туннель-сити достигло наивысшего предела. Скорость поезда Степана все время колебалась, словно он на короткие промежутки времени давал отдыхать своему перегруженному мотору. Возможность того, что он догонит Андрея, то появлялась, то исчезала. Никогда ни одно состязание не играло так на нервах, как эта непонят­ная и удивительная гонка. Люди не интересовались, зачем состязаются эти два сверхскоростных поезда. Их занимала только одна мысль: кто будет первым?

 

пред.             след.