Федя деятельно помогал мне. Сделали клей, растворив в бензине кусочек каучука. Я отрезал его от подошвы моих парадных ботинок, которые, как и бензин, хранились на складе. Резину для заплат мы отрезали от внутренних переборок лодки.
Заклеив дыры, мы попробовали надуть лодку. Это нам удалось, и мы решили испытать ее на воде. Я боялся, как бы не унесло и эту лодку, и привязал к ней веревку. Конец веревки, стоя на скале, держал Федя.
Лодка подпрыгивала на волнах, ударяясь дном о камни, когда волна отбегала. Забравшись в лодку, я убедился, что она выдержит не только нас с Федей!
Я смотрел снизу на мальчика. Волны разбивались о скалу у его ног. Облака брызг то и дело скрывали коренастую фигурку.
Пролив по-прежнему был чист. Если еще сутки в нем не будет льдов, мы сумеем добраться до соседнего острова.
Мы решили захватить с собой все наиболее ценное. Возможно, что на базе нет метеоплощадки. Ведь метеослужбу несла наша полярная станция. Надо захватить все метеоприборы, чтобы возобновить составление метеосводок!
Федя снял все самописцы и термометры, установленные на метеоплощадке, даже залез на столб, чтобы достать флюгарку.
Скоро наши сборы были закончены. К вечеру надутая резиновая лодка иностранного образца покачивалась около ледяного припая, пока еще не оторвавшегося с одной стороны острова.
Еще раз проверив лодку, я вытащил ее на лед и отправил Федю в сарай спать. Если на рассвете в проливе будет достаточно льдин, чтобы унять разыгравшуюся волну, и в то же время не слишком много, мы тронемся в путь.
Уснуть я не мог. Имел ли я право рисковать жизнью мальчика? Не лучше ли сидеть на острове и ждать помощи?
Я бродил по пожарищу. Вот кухонная плита, — в который раз я останавливаюсь перед ней! Все вспоминаю, как хлопотала около нее Марья Семеновна... Вспомнился Иван Григорьевич. Как поступил бы он на моем месте? Конечно, решился бы плыть! Мы обязаны известить обо всем, что произошло!.. И, кроме того, надо возобновить работу метеостанции.
К утру подул резкий ветер. Когда выглядывало солнце, над камнями в мельчайшей водяной пыли загоралась радуга.
Я разбудил Федю. Он хмурился и ничего не понимал.
— Собирайся, поплывем.
Прощаться с могилой мы ходили вместе. Стояли молча, без шапок, думали, вспоминали и оба клялись отомстить.
Весла от старой шлюпки лежали в сарае. Мы приспособили их к трофейной лодке и отплыли.
Лодка была изрядно загружена. Кроме метеоприборов, мы взяли провизию и оружие.
Федя сидел на руле, а я греб. Отплыть от берега было трудно. Волны вскидывали нашу лодочку. Мы то проваливались вниз, то взлетали на гребни волн.
— Как на качелях, — крикнул я, стараясь подбодрить мальчика.
Его лицо оставалось сосредоточенно серьезным.
Все же мы отгребли от берега. Качка стала меньше, а может быть, мы просто привыкли к ней... Этот мальчишка был прирожденным моряком. Я не знаю, кто из его сверстников выдержал бы такую качку. У меня и то помутилось в голове, хотя я работал веслами.
Выйдя из полосы прибоя, я стал грести медленнее, чтобы сохранить силы на весь переход.
Некоторое время около лодки плыла нерпа. Она высунула из воды круглую головку и смотрела на нас. Стрелять я не стал: все равно ее не возьмешь с собой.
Островок удалялся. Тоненькая радиомачта то появлялась, то исчезала. Торчавший вверх хвост самолета уже не был виден. Шел мелкий снег. Льдины встречались все чаще и чаще. Мы легко огибали их, и я начал думать, что все это не так уж страшно. К тому же ветер переменился и стал попутным. Я рассчитывал еще засветло достигнуть острова, а назавтра обогнуть его и добраться до базы.
К полудню сказалась усталость. На руках появились мозоли, скоро они превратились в кровяные. Однако нужно было грести.
Ветер снова переменился и стал дуть нам в бок. Я предпочел бы даже встречный ветер. Боковой был особенно неприятен. Волны били в низкий борт. Лодку заливало, и Феде все время приходилось котелком вычерпывать воду. Против волн идти было невозможно, — мы сбились бы с курса. К тому же нас могло пронести мимо острова, к которому мы направлялись.
Небо спустилось почти к самой воде. То и дело молниеносными метелями налетали снежные заряды. Издали они казались огромными косыми столбами.
Когда налетал заряд, серая мгла скрывала все вокруг. Волны бесились, каждое мгновение на нас могла наскочить блуждающая льдина и распороть лодчонку.
С болезненной остротой чувствовал я свою ответственность за жизнь мальчика. Чтобы отвлечься, я стал расспрашивать его о родственниках на Большой Земле.
У Феди был единственный дядя, работавший на восстановлении Днепрогэса. Федя заявил, что останется со мной в Арктике до тех пор, пока не вырастет и не станет моряком.
Оттого, что мы так уверенно говорили о нашем будущем, нам было легче плыть. Развлекая мальчика, я говорил о Большой Земле.
— Мы не хотим войны, Федя, у нас осуществляется Великий Сталинский план преобразования природы. В бесплодных степях вырастят леса, создадут словно новый материк... материк плодородия...
— Материк, это мне неинтересно... я моряком буду, — хмуро говорил Федя.
— Подожди, Федя, и до морей доберутся... Вот если бы отгородиться от идущих с севера льдов, как отгораживаются на юге от суховеев? А, Федя? Вот здорово бы было!.. Молодой годовалый лед, что появляется каждую зиму, не страшен нашим ледоколам... Они могли бы плавать круглый год... Лишь бы не пустить тяжелый паковый лед, гонимый северным ветром...
Федя недоверчиво качал головой.
— Вот вырастить бы такой подводный лес — водоросли! А, Федя? Ведь полярные моря неглубокие. То и дело в открытом море встретишь на мели айсберг или просто стамуху... Вырастить бы такой подводный лес, чтобы никакие льды через него не прошли бы!..
Мальчик слушал меня внимательно, но недоверчиво.
— Мне, дядя Саша, льдов бояться нечего. Я моряком буду, — заявил он.
Льды не заставили себя ждать. Они пожаловали к нам.
Когда льдины подплывали совсем близко, был слышен плеск воды. Это волны разбивались о лед.
Льдин становилось все больше и больше. Покачиваясь, проплывали они мимо, грозя задеть нас.
Пришлось перестать грести. Я стоял на коленях и веслом отталкивался от напиравших льдин. Лодочка медленно поднималась вместе со всей громадой окружавших нас льдов. Потом так же медленно опускалась.
Я заботился только о том, чтобы льды не раздавили нас. О выборе направления нечего было и думать. Но вот показался остров. Нас проносило мимо него.
Я стал отчаянно прорываться к берегу. Льды были сильнее нас... Я не смел взглянуть на мальчика... Но все же пересилил себя, обернулся... Федя стоял в лодке и так же упорно, как и я, отталкивался от льдин вторым веслом.
Вокруг все было бело от льдин. Откуда их принесло столько? Они уже распороли в одном месте обшивку. Лодка дала течь. Счастье наше, что водой заполнялся только один отсек, в котором мы не повредили переборку, не израсходовали ее на заплаты.
Лодка глубоко осела. Федя вычерпывал воду.
Я уже решил выбраться на ближайшую льдину. Лодочка каждую минуту могла затонуть.
Навсегда запомнился мне омерзительный скрип резины, словно по мячу проводили ладонью; льдины терлись о борта...
Мы видели мыс острова. За этим мысом — база. Виднелись даже домики... Но они удалялись!..
— Дядя Саша, что это стучит? — спросил мальчик.
Я ничего не слышал, у меня стучало в висках от усталости.
— Стучит, стучит, — настаивал мальчик.
Я прислушался. Да, по воде доносился ровный стук мотора.
— Катер!
Неужели катер?
Я не знал, что он есть на базе! Нас заметили?
Ну, конечно, заметили! Ведь географы изучают движение льдов. У них прекрасные бинокли!
Я сбросил ватную куртку, прикрепил ее к веслу и начал размахивать им над головой. Стало жарко, лоб у меня покрылся потом, бороду запорошило снегом.
Катер! Катер! Мы еще не видели его, но слышали, — определенно слышали!
Федя верил, что нам помогут. И он был прав, этот славный мальчик! Скоро мы увидели катер. Он дошел до сплоченного льда и стал пробираться между льдами. Остров удалялся от нас, но это теперь уже не казалось страшным.
Катер подошел к нам. Полярники спрыгнули на льдину. Побежали. Я видел распахнутые полушубки... тельняшки...
Еще через несколько минут нас поили горячим чаем из термоса, расспрашивали...
Я не мог говорить от усталости: две последние ночи я не спал.
Федя мужественно рассказывал, что и как произошло. Только о родителях он ничего не сказал. Но полярники поняли все без слов.
Они бережно перенесли на катер наши метеоприборы, забрали «трофейную» лодку, критически осмотрев ее.
Метеоплощадку мы разбили с помощью полярников недалеко от жилого дома. Доктор географических наук назначил моим помощником старого моряка. Федя первое время относился к нему ревниво: моим первым помощником он считал себя.
Полярники получили приказ переправиться на катере через пролив и осмотреть «неизвестный» самолет.
Мы с Федей провожали их, мысленно посылая привет дорогой могиле.
Через три дня катер вернулся.
Доктор географических наук ничего не рассказал нам, а мы и не спрашивали его.
На следующий день я увидел его взволнованного, обрадованного. Он бежал к метеоплощадке, где мы работали, издали показывая радиограмму.
Я знал, что он послал по радио доклад о вторжении «неизвестного» самолета. Значит, получен ответ!
Однако оказалось, что он принес волнующее известие о начале грандиозной стройки коммунизма на Волге.
— Вы понимаете, дядя Саша, — он так звал меня по примеру Феди, — понимаете, какой это ответ на всю их политику, на «случайные» залеты самолетов? — он смотрел на меня своими добрыми, сейчас радостными глазами. — Я ведь когда-то на Днепрострое работал, — говорил он, налегая на «о». Видно, с Волги родом был. — А теперь — такая стройка!..
Я был взволнован не меньше географа.
Федя приставал ко мне:
— Что строят? Почему строят? Зачем?
Я должен был объяснить ему:
— Запрудят реку, которая, когда разольется, шириной с этот пролив бывает. Плотина поднимет ее уровень. Вода пройдет через машины и даст такое несметное количество электрической энергии, что хватит и на города, и на заводы и фабрики, и на орошение засушливых степей. И в степях зеленые леса заборами встанут.
Федя настороженно слушал. Он не знал, что такое леса.
Он вырос на полярном острове и никогда не видел дерева.
Помню, я объяснял ему, как выглядит береза.
— Высокий белый ствол, весь в листьях...
— На картинках я видел... а какая она? — пытливо спрашивал он.
— А вот потрогаешь молодую березку, и будто рукой по щеке твоей провел. Путешественник Марко Поло, проезжая по нашей родине, впервые увидел березу и написал, что в этой чудесной стране он «нашел» удивительное дерево с корой, похожей на кожу женщины...
Федя уже мечтал о Большой Земле. Он хотел увидеть города с домами-великанами, леса с деревьями, кора которых походит на кожу человека, степи, в которых люди устроят едва ли не целое море.
Мечтам Феди привелось сбыться.
Пришла радиограмма от Фединого дяди, который в числе первых строителей направлялся на стройку сталинградской гидростанции. Он приглашал Федю и меня приехать к нему.
Я получил отпуск и решил отвезти Федю.
Корабль «Георгий Седов» зашел за нами. Стоя на палубе, я с тоской смотрел на исчезавший в дымке остров.
Я старался думать о другом, о том, как советские люди на Большой Земле отвечают великим строительством на «метеорологические» полеты иностранных военных самолетов.