Несколько дней Алексей почти не выходил из каюты, уткнувшись в справочники и расчеты.
Федор не заходил к нему и ничего не знал о радиограмме с острова Врангеля. Алексей обижался, но не хотел идти к Федору первым.
Стол в каюте был завален эскизами и описаниями технологического процесса зимнего строительства мола. Чем больше работал Алексей, тем счастливее себя чувствовал, — настолько блестящими были показатели, которые он получал.
У Алексея разболелась голова, и он вышел на палубу.
Взглянув на море, он замер.
Он никогда не видел льдин. На пути к острову Дикому они не встретились.
Теперь все море было заполнено ими: белыми, голубоватыми, зеленоватыми.
Это были разрозненные, разбитые льдины. Моряки даже не обращают на них внимания, но Алексею они казались удивительными. Каждая из них напоминала фантастическую скульптуру, в которой Алексей видел все, что хотел, как можно видеть любые очертания в рисунке облаков. Его воображение работало, а сердце почему-то радостно сжималось.
Вот проплывает старинный коч русских мореходцев с высоким носом и поднятой кормой. Вот плывет гигантский чернильный прибор из белого мрамора, а следом за ним льдина с белой медведицей. Льдина поворачивалась, и медведица превращалась в глыбу причудливой формы.
Источенные теплой водой, пористые или зализанные волами льдины проплывали мимо корабля, мерно покачиваясь, некоторые из них терлись о его борта.
Федор заметил с мостика Алексея и спустился к нему.
— Подходим к острову Ледниковому, — сказал он.
Алексею хотелось схватить Федора за плечи и как следует тряхнуть, рассмеяться ему в лицо и рассказать о радиограмме. Но Алексей не сделал этого, сдержался только глаза его озорно поблескивали. Федор заметил этот блеск.
— Не лихорадит? — заботливо спросил он. — Шел бы в каюту. Пришлю врача.
— Нет, — рассмеялся Алексей, — не надо врача. А в каюту я пойду.
Ему уже не терпелось: надо решить, как прокладывать во льду траншеи для спуска труб. Надо поговорить с Федором о гидромониторном ледоколе. Может быть, он окажется хорош для этой цели. Но это потом, когда Федор все узнает. Пусть это будет для него сюрпризом.
И Алексей возвращался к письменному столу. Никто из товарищей по экспедиции — инженеры, наладчики, строители — не мешал Алексею, словно боясь его потревожить...
Алексей сел за работу и потерял счет времени. Внезапный удар и содрогание стенок каюты заставили его очнуться.
Алексей забыл, где находится, и первым его ощущением было, что поезд сошел с рельсов.
Встревоженный, он выскочил на палубу и побежал на капитанский мостик.
Море опять изменилось. Мелкий битый лед оказался предвестником сплоченных льдов и ледяных полей, которые преградили теперь путь кораблю.
Судно вел Федор.
— Лево на борт! Еще лево на борт! — командовал он.
Корабль входил в проход между двумя большими льдинами. Но проход оказался тупиком, закрытым тяжелой льдиной.
— Самый полный! — командовал Федор, переводя ручку машинного телеграфа.
Все море было бело. Необъятные снежные поля простирались и перед кораблем и позади него. Только темная полоса воды своеобразной просекой легла за кораблем.
Корабль трясся. Машина была слишком мощной для такого небольшого судна.
— Удар!
Алексей ухватился за поручни. Льдина раскололась. Черной молнией пробежала вперед трещина.
— Назад!
Корабль отодвинулся для разбега и снова устремился вперед в образовавшуюся трещину.
Льдина не выдержала, разломилась на две половины, одна из них встала дыбом и нырнула вглубь, подмятая кораблем.
Алексей смотрел за корму. Там бешено вертелись, словно перепуганные, льдины. В панике они ныряли, будто хотели спастись, выпрыгивали из воды, перевертывались. Вода бурлила вокруг них.
Федор обернулся к Алексею.
— Остров Ледниковый, — указал он глазами на белую полоску на горизонте. — Тяжело пробиваться. Окружен ледяным припаем. Зимой не оторвало дрейфом льдов. И сейчас ветрами не отрывает.
Алексей безучастно повторил:
— Не оторвало дрейфом льдов? Интересно...
— Где бы пристать? — вслух думал Федор. — Где ледник в море сползает, — чистой воды больше. — И он скомандовал: — Право руля! Не спать!
Алексей долго наблюдал борьбу корабля со льдами. Корабль отступал на шаг назад, чтобы после нескольких ударов продвинуться все же на два шага вперед.
Стали видны базальтовые скалы острова, похожие на зубчатые башни древней крепости. У их подножья виднелась зеленоватая отвесная стена. От нее узкой полосой шла чистая вода. Здесь сползал в море ледник.
— Неужели ты хочешь пристать к леднику? — в изумлении спросил Федора Алексей.
Тот кивнул.
— Но ведь это же огромный риск. А если отломится айсберг?
— Осторожным стоит быть, чтобы в решительную минуту рискнуть, — ответил Федор.
С тревогой и восхищением следил Алексей за смелым маневром капитана.
Корабль подошел к отвесной стене ледника, словно она была благоустроенным причалом. Снежный обрез приходился почти на уровне капитанского мостика. На снегу виднелись медвежьи следы.
От скал спускались полярники острова, обрадованные, что корабль подходит к острову вплотную. Впереди мчались лохматые собаки.
Отдали якорь, бросили на ледник чалки, которые закрепили за ледяные торосы на поверхности ледника. Начиналась выгрузка доставленного полярникам продовольствия и топлива.
Замерзнув на пронизывающем ветру, Алексей вернулся к себе в каюту. Едва он разложил бумаги и стал отогревать озябшие руки, чтобы взяться за карандаш и счетную линейку, в дверь постучали. Федор...
Алексей был искренне рад. Сейчас он ему все расскажет.
Хватит дуться, как обиженному мальчишке.
— Ты замечательный капитан, Федя! Я просто любовался твоим искусством.
— Обычная работа, — отмахнулся Федор. — Принес письмо.
— Письмо? Его сбросили с самолета?
— Нет. На корабле есть радиоприбор, который копирует написанный в Москве лист.
— Нечто вроде фоторадиограммы?
— Да, но в запечатанном виде. Бланк в конверте. Записывающий луч проникает через бумагу конверта. След только на бланке.
Алексей порывистым движением вскрыл конверт.
— От Жени, — сказал он.
Федор, казалось, не проявил никакого интереса. Только его пальцы вдруг начали барабанить по колену.
— У меня нет от тебя секретов, Федя, — сказал Алексей. — Я прочту письмо вслух, — он покраснел так, как могут краснеть только очень застенчивые люди. Своей готовностью прочитать письмо он хотел скрыть овладевшее им смущение.
Федор чуть поморщился, но Алексей по своему обыкновению не заметил этого и принялся читать:
«Алеша! Мы почти поссорились, когда ты уезжал, так и не поняв меня, не расспросив ни о чем. Мне помешала гордость, за которую ты так часто меня упрекаешь, я не пришла к тебе. Мне и сейчас стоило большого труда заставить себя сесть за письмо. Но я не могла не написать. Нам нужно слишком многое выяснить».
— Как это женщины любят «выяснять», — обернулся Алексей к Федору.
Федор смотрел в сторону, пальцы его сильнее забарабанили по колену.
— Удивительный она человек, — продолжал Алексей. — Вечно выдумает что-нибудь и носится с этим так, что к ней и не подойди. Ее даже считают заносчивой! Но ты не относись к ней так, Федя. Я прочту письмо до конца, чтобы ты ее лучше узнал.
Федор засопел нераскуренной трубкой, которую сжимал в зубах.
«Что может быть для женщины унизительнее сходства с чеховской “Душечкой”? Существовать только “при мужчине”! Поочередно воплощаться в каждого, с кем сведет судьба, считать только его дело самым главным, самым важным! Стереть собственное лицо, стать придатком, тенью, я не знаю еще чем!.. Мне противно даже пересказывать это!
Да, Алеша, твое дело казалось мне самым важным, самым значительным! Я давала тебе и себе слово служить этому делу! Но я не “Душечка”! Было бы ошибкой отнести мое преклонение перед твоей мечтой за твой счет. Ты хмуришься, я знаю. Ненавижу пошляков, которые говорят, что между мужчиной и женщиной не может существовать чистой высокой дружбы. Не допускаю, чтобы ты осмелился думать подобным образом в отношении нас с тобой. У великих людей, знаменитых ученых, прославленных борцов за счастье людей жены были не только помощницами. В твоем деле я хотела стать не женой, конечно, а соратницей. А для этого я должна была быть вооружена, вооружена знаниями, специальностью. Автоматика казалась тебе для твоего ледяного мола ненужной. А я считаю себя достаточно сильной, чтобы доказать тебе твою ошибку».
Алексей пожал плечами:
— Не знаю, что она тут выдумала...
«Я осталась в Москве на “Заводе заводов”, потому что знала о начале работ над новым заводом-автоматом по производству труб. Для ледяного мола потребуется несчетное число труб. Понадобится создать для этого не один завод-автомат.
Не скрою. Мои желания, когда мы повздорили с тобой, не шли дальше простой работы над автоматизацией технологического процесса изготовления труб.
Но тут и случилось нечто, заставившее меня забыть о своей так называемой “гордости” и написать тебе. Мне нужен совет, Алеша, совет серьезный, вдумчивый. Меня считают самоуверенной, но только тебе одному я признаюсь в своих сомнениях, которые всегда мучают меня. Я сковываю их, глушу, не даю им выглянуть. Потому обо мне и говорят, что я задираю нос. Чтобы ты понял меня сейчас, мне придется рассказать тебе, как делаются трубы. Обращай внимание на слова, которые я выделяю. Итак, сначала в мартеновских печах варится сталь. Горячий, расплавленный металл разливается по изложницам, в которых слитки остывают. Все это мы автоматизируем, заменяя труд человека. Машины вынут слитки и отправят их в соседний прокатный цех. Там охладившиеся слитки снова нагреют. Нагретый слиток, который недавно был жидким металлом, попадает между прокатными валками. Валки, затрачивая огромную энергию, будут его сжимать, прокатывать в узкую полосу, превращающуюся, в конце концов, в сваренную по шву трубу. Я отчетливо понимаю, как должны быть автоматизированы все элементы этого процесса, но... Мне кажется бессмысленной автоматизация уж очень нерационального процесса! У тебя поднимаются брови. Ты уже готов сказать мне, что я слишком «занеслась». Тогда ответь мне на вопрос: зачем охлаждать жидкий металл, чтобы потом трудиться над прокаткой застывшего, ставшего твердым металла?»
— Нелепый вопрос, — раздраженно сказал Алексей. — Неужели она воображает, что можно отвергнуть прокатку? Если она этим собирается помогать ледяному молу, то мне пользы будет мало.
Федор сердито выколачивал трубку, не поднимая глаз на Алексея.
«Я решилась, Алексей. Мне немного страшно, быть может, это и непосильно, но я попробую... дерзну... Я получу, Алеша, прокатанную трубу сразу из жидкого металла. Я посвящу себя этому. У меня уже бродят смелые мысли, как это сделать. Я написала бы тебе об этом, если...»
Алексей раздраженно бросил письмо на кипу бумаг.
Федор поднял на него глаза. Алексей подпер подбородок руками и смотрел через иллюминатор на клочки облаков.
— Фантазерка! — сказал он и поморщился.
— Напрасно ты так отмахиваешься от свежей мысли, — сказал наконец Федор.
— Что ж, по-твоему, должен я делать?
— Может, правда? Трубы — из жидкого металла?
— Хочешь опровергнуть весь вековой опыт металлургов? — Алексей пожал плечами. — Я, конечно, восхищен твоим, Федя, вниманием к «свежим» мыслям... И если бы хоть часть твоего внимания... распространилась на меня... на мой мол...
— Обиделся? — Федор исподлобья взглянул на друга.
— Обиделся! — сказал Алексей и, не удержавшись, расплылся в торжествующей улыбке. — Конечно, обиделся... так же обиделся, как если бы ты не пришел на мои похороны.
— Странные шутки.
— А признайся, Федя, ты ведь считал уже, что проект ледяного мола надо хоронить?
Федор молча пожал плечами.
— Так знай же! Нет, лучше... бери, читай!
Алексей с торжествующим видом протянул Федору бланк радиограммы с острова Врангеля.
Федор думал о Жене, о ее желании во что бы то ни стало помочь осуществлению увлекшей ее мечты. Он облегченно вздохнул. Все его подозрения об отношениях Жени и Алексея были напрасны. И он искренне возмутился за Женю, возмутился пренебрежительным отношением Алексея к чужим мыслям. Федор взял радиограмму и пробежал ее глазами.
Алексей предвкушал радость друга по поводу воскресшей идеи.
— Теперь это уже не только моя идея. Она принадлежит всей Арктике, — сияя, говорил он.