Алексей добрался до порта и стал разыскивать корабль Федора среди ошвартовавшихся у пристани судов.
Грохотали краны. Над головой Алексея, вырванные из тьмы прожектором, проплывали по воздуху гигантские ящики или целые автомашины с крутящимися, казалось, колесами. Пыхтели лебедки. Сновали люди в капюшонах. Снежная крупа делала электрический свет матовым, словно прикрытым белой сеткой.
Алексей отыскал наконец корабль и поднялся по трапу на палубу. Мимо него пробегали фигуры моряков, занятых на погрузке. Слышались крики: «Вира! Майна! Еще немного!» Поворачивалась стрела с раскачивающейся на канате бочкой.
«Лишь бы не встретить Федора! Он наверняка следит за погрузкой...»
Втянув голову в плечи, Алексей пробирался вдоль палубных надстроек, пока не нырнул в свою каюту.
Закрыв за собой дверь, он, не раздеваясь, бросился на койку и маленькой подушкой закрыл ухо, словно хотел отгородиться от всего мира. Сейчас глаза его были сухи.
«Итак... в глубоком месте вас оставили, инженер Карцев, не для того, чтобы вы утонули, а для того, чтобы напрягли все силы. Значит, до сих пор они были напряжены недостаточно. Вопросы вам казались решенными, а народ требует подлинного обоснования этих решений. Так в чем же ошибка? Я считал, что стране нашей легко выполнить любое задание. А почему я так считал? Уверен был, что даже гору можно сдвинуть с места, если захотеть. Подрыться под нее, подвести под ее основание миллиард... или больше миллиарда шариковых подшипников, впрячь в гору миллион... или больше миллиона мощнейших машин и... сдвинуть! Не шапками, так машинами собирался закидать... Привык к тому, что советские люди поворачивают реки вспять, планируют новые моря, прорывают каналы по тысяче километров длиной, промывают котлованы морей, как чайную чашку на столе, чтобы моря стали пресными! Привык к этому с детства так же, как привык к самолету и радио. Потому и считал, что создать энергобазу из ста тысяч ветряков вполне возможно. А вот люди, которые заинтересованы в выполнении подобного замысла, хотят выполнить его с наименьшим напряжением сил, требуют, чтобы проектант шел не по линии наименьшего сопротивления».
Алексей рывком перевернулся на другой бок.
«Вот в этом и все дело! Проектант должен идти по линии наибольшего сопротивления... пусть ему будет тяжелее, а строителям легче. Думать надо! Думать, искать! Верно сказала Галя. Под ногами дна не чувствую. Напрягать надо все силы.
Нужно не только проектировать сооружение по своему замыслу, но и проектировать все то, что поможет его осуществить! И нечего думать, что это возможно сделать одному.
Прежде чем прорывать каналы великих строек, советские инженеры спроектировали, рабочие на заводах создали невиданные по мощности экскаваторы, на которых он сам же когда-то учился работать, построили исполинские скреперы — стальные муравьи, которые могут вырыть котлованы для моря или растащить горный хребет. Как можно забыть о гигантской продуманной и расчетливо выполненной технической подготовке осуществления грандиозных замыслов!
В этом и кроется корень его ошибки.
Напрасно он свысока отнесся к желанию Жени что-то там сделать на “Заводе заводов”.
Именно с этого и надо было начинать.
Прежде чем думать о ледяном моле, надо спроектировать небольшую ветрохолодильную установку и создать заводавтомат для изготовления сотен тысяч таких установок!
Вот тогда будет создана “реальная предпосылка к строительству ледяного мола”.
Нужно вернуться вспять и, прежде чем строить гигантское здание, заготовить для него кирпичи».
Алексей уже не боялся признаться себе в поражении. Ломает же свои первые рога олень.
Нужно иметь силу вернуться вспять и начать именно с того, с чего надо было начать. Ветряк, холодильная машина, завод-автомат для их изготовления.
Конечно, Алексей был уязвлен в своем самолюбии. Он ворочался с боку на бок на койке, убежденный, что его ждет томительная бессонница, но, как это порой бывает, внезапно уснул. Он уснул, как засыпают от огорчения дети. Он был почти ребенок, наш Алеша, только первый раз в жизни получивший такую встряску... В затемненном сознании проносились ледяные поля, седой капитан с висячими усами, ледяные ворота, старичок-профессор, смеявшийся над его страхом, суровый холодный Ходов, безжалостно разрушающий все его иллюзии.
И Алексей видел во сне Ходова, казавшегося ему ветряком его холодильной машины. Ходов скрипел, вертя крыльями, и от него веяло холодом... страшным холодом, который был так нужен для замораживания мола и который был так неприятен.
Алексей искал рукой одеяло, чтобы натянуть его, но не находил. Он съеживался и дрожал. Иллюминатор был открыт, и в каюту заносило ветром снежные крупинки.
«Замерзли все цветы на клумбах», — проносилось в его сонном сознании. А Ходов все скрипел и скрипел... Грохотали цепи. Слышались крики: Вира! Майна! «Что это значит? Какая тайна? Вира? Непонятное слово. Вира, майна... нет, тайна...»
Кто-то стучал в дверь каюты.
Алексей плотнев прижал подушечку к уху.
В дверь отчаянно стучали.
Алексей вскочил и сел на койке, протирая глаза.
Неужели он уснул после всего, что случилось?
— Кто стучит? Кто там?
— Открой, Алеша. Тебе радиограмма.
Это дядя Саша! Радиограмма? Конечно, от Жени!.. Лицо его покрылось густым румянцем. Он мысленно видел ее перед собой, насмешливую, надменную, не прощающую слабости. Что он ей ответит? Во всяком случае ответит, что не опустит руки.
Крепко сжав зубы, Алексей открыл дверь.
Вошел дядя Саша, откинув за спину капюшон.
— Здоров ты спать, Алеша. Я уж хотел матросов звать, дверь выламывать, — сказал он, улыбаясь.
Алексей, все так же стиснув зубы, смотрел на коврик, брошенный у двери каюты.
— Все хорошо, если не пропадает сон! Все хорошо, друг мой.
Александр Григорьевич снял плащ, повесил его на вешалку и сел на вертящееся кресло у письменного столика. Он вынул из кармана телеграфный бланк и расправил его на колене.
— Слушай, Алеша. Я получил радиограмму на твое имя. — Вы? На мое имя? — с изумлением спросил Алексей. — Да. С острова Врангеля.
— С острова Врангеля? — еще больше удивился Алексей.
Александр Григорьевич запустил пальцы в густую бороду и искоса взглянул на Алексея.
— Полярники острова не знали, как адресовать тебе радиограмму. И они прислали ее мне как председателю собрания.
Румянец снова вспыхнул на впалых щеках Алексея. Он не поднимал глаз.
— Прежде чем прочесть эту замечательную радиограмму, я хочу рассказать тебе, Алеша, об острове Врангеля и его традициях.
Алексею хотелось поговорить с дядей Сашей совсем не о каком-то незнакомом острове, но он ничего не сказал, почему-то чувствуя себя перед дядей Сашей виноватым.
— Давно это было. Вскоре после Великой Октябрьской революции... Вздумали канадцы отторгнуть от молодой советской республики наш самый северный и восточный остров, открытый замечательным русским полярным путешественником Врангелем. Советские люди возмутились и отправились на остров, над которым был нагло поднят британский флаг. Канадцы вынуждены были убраться. На острове поселились наши люди. Это было в первые годы освоения Северного морского пути... Ты слушаешь меня, Алеша?
Безучастно сидевший Алексей кивнул головой.
— В следующее лето ни один корабль не смог пробиться к острову и не доставил полярникам топлива на зиму. Понимая, что суровой зимой, когда температура опускается до семидесяти градусов мороза, без топлива не прожить, руководство решило вывезти людей с острова на самолетах. Как раз тогда советские летчики, спасая челюскинцев, доказали, что они смогут выполнить и это задание. Однако советские люди, Алеша, отказались оставить остров, с которого прогнали захватчиков. Они решили перезимовать...
без топлива!
— Как без топлива? — Алексей поднял глаза.
— Да, Алеша... Они перезимовали лютую зиму без единого килограмма топлива. Это был подвиг, о котором даже трудно рассказать. Летом они смотрели на окружающие остров льды и мечтали: придет пароход, и они разожгут первый огонь... Но пароход не смог прийти... не смог. Люди снова оставались на зиму без топлива.
— Но ведь это же невозможно!
— Так казалось всем. Снова руководство предложило полярникам вывезти их с острова, и снова полярники отказались. Они решили и дальше нести свою вахту, служа Родине.
Дядя Саша помолчал.
Алексей уже с напряжением слушал его. Дядя Саша заметил это и улыбнулся в усы.
— Три года, Алеша, просуществовали полярники острова без килограмма угля. Три года они работали на ветру и морозе, не имея возможности согреться. Они проявляли чудеса изобретательности, приспосабливались к невыносимым условиям. И они стойко выполняли обычную работу. Это, Алеша, были настоящие советские люди, которые могут служить примером всем нам.
— Это радиограмма от них? — воскликнул Алеша и потянулся к бланку.
Подожди, — остановил его дядя Саша. — Тех героев уже давно нет на острове. Некоторые из них — одни из наиболее уважаемых людей нашей страны — руководят из Москвы освоением суровой, хорошо знакомой им Арктики. Но на острове Врангеля, на самом нашем крайнем острове, живут традиции первых его жителей... И вот об этом ты можешь прочесть в радиограмме.
Дядя Саша передал радиограмму Алексею. Тот взглянул на нее и вздрогнул.
— Что это такое? Что? «Предлагаем построить ледяной мол без всякой затраты энергии»?
— Да, там так и написано, — подтвердил Александр Григорьевич.
— Ничего не понимаю, — Алексей провел рукой по влажному лбу.
— Читай дальше, поймешь, — спокойно ответил Александр Григорьевич.
Алексей стал читать вслух:
«Предлагаем построить ледяной мол без всякой затраты энергии. Замораживать мол надо не летом, а зимой, используя холод арктических ветров, обдувающих радиаторы, которыми следует закончить поднимающиеся из-под льда трубы. Соляной раствор охладится и, уйдя под лед, отдаст холод воде и заморозит ее».
— Я ничего не понимаю, — шептал Алексей. — Значит, спускать трубы под лед... и соединить их с радиаторами? — Взгляд его остановился на батарее центрального отопления корабля, видневшейся из-за письменного столика.
Дядя Саша кивнул головой.
Алексей провел ладонью по волосам.
— Дядя Саша... может быть, я не проснулся?
— А ты ущипни себя!
— Если бы вы знали, о чем я только не думал! Но подождите... Ведь это так просто!.. Здесь даже не страшно сказать — гениально просто!
— Гениальность всегда в простоте, Алеша.
Это поразительно, дядя Саша!.. Я только сейчас начинаю это осознавать, — говорил Алеша. — Ведь это ставит все вверх дном. Отпадает основное возражение Ходова... Не нужны двадцать миллионов киловатт! Вы ничего не понимаете, дядя Саша! Вы даже не представляете себе, какая это радость!
Алексей сорвался с койки и сжал Александра Григорьевича в объятиях.
— Кости поломаешь. Что ты, друг!.. Откуда у тебя только сила такая? — вырывался от него дядя Саша.
— Проект снова существует! — торжествовал Алеша, смотря на дядю Сашу яркими, светящимися глазами. — Дядя Саша! Ну почему я не мог до этого додуматься? Почему? Ведь это так просто!
— Ах, Алеша... До этого можно было додуматься, только храня традиции первых жителей острова Врангеля. Ты представил себе, что значит это новое предложение?
— Что ж тут представлять? Не надо никакой энергии. Все сделает холодный ветер.
— Но ведь для этого трубы надо опускать под лед зимой. Понимаешь? Арктической зимой!.. На всем протяжении четырех тысяч километров... в ста километрах от берега... Живя на голом льду, работая в мороз, в пургу... Ты представил себе все это?
— Да, вы правы, дядя Саша. Выгоды грандиозны, но, может быть, еще более значительны трудности. Да, дядя Саша! Только теперь я понял все. Чтобы сэкономить стране двадцать миллионов киловатт и построить ледяной мол, потребуется героизм тех, кто возьмется его строить зимой.
— Да, Алеша, именно героизм. Завершение строительства коммунизма требует такого же героизма, как и закладка его фундамента, как и защита первых наших завоеваний. И в том, что этот героизм требуется от нас, Алеша, — большое счастье!
— Да, дядя Саша, я очень счастлив, очень счастлив!
— Верю, Алеша. Потому я и пришел к тебе ночью. Впрочем, кажется, ты и не вспомнил бы, что надо со мной проститься. Ведь корабль наш уходит на рассвете.
Дядя Саша, простите меня! Не понимаю, как я мог уснуть. Но как они узнали? — спохватился Алексей.
Дядя Саша улыбнулся:
— Ты забыл, что выступал перед микрофоном. Тебя слушала вся Арктика.
— И Арктика заинтересовалась? Она поправляет проект, приходит на помощь! Спасибо, дядя Саша! Надо сейчас же послать радиограмму, благодарить их. Знаете, дядя Саша, что теперь получается?
— Что?
— Строительство ледяного мола обойдется не дороже сооружения железной дороги той же протяженности. Эксплуатация ледяной плотины будет стоить не дороже эксплуатации железнодорожного полотна.
— Подсчитай, подсчитай хорошенько, Алеша. Я рад, что ты так воодушевлен. Твой запал нужен, очень нужен Родине. И такие люди, как ты, нужны.
— Вот те, кто жил и кто живет на острове Врангеля, те действительно нужны, — горячо ответил Алексей.
— Это верно!.. Прощай, Алеша, — Александр Григорьевич встал. — Быть может, я доберусь как-нибудь до Дальнего Берега, где ты будешь строить завод. Набирайся опыта... Он пригодится для выполнения твоего замысла.
— Теперь уже не только моего. И это уже хорошо, что не только моего.
— И набирайся ума, Алексей!
Алексей покраснел. Он крепко сжимал руку старого полярника. Глаза его снова рассматривали коврик у двери.
— Ну, прощай. Тебе надо выспаться, — говорил дядя Саша, накидывая левой рукой плащ на плечо. Его правую руку все еще держал Алексей.
Алексей хотел попросить у дяди Саши перед расставанием рекомендацию в партию. Ему хотелось получить ее именно от него, подсказавшего, что в партию надо идти перед боем.
Дядя Саша, словно понимая, о чем он думает, смотрел на него. Оба молчали.
Алексей не мог высказать свою просьбу. Теперь ему казалось, что дядя Саша ответит отказом и будет тысячу раз прав! Ведь он провалился бы, если бы не эта, протянутая из Арктики рука. Доказал ли он, что достоин быть членом партии?
И Алексей ничего не сказал.
— Прощай, Алеша, — Александр Григорьевич обнял его. — Не забудь ответить на радиограмму.
Дверь открылась и закрылась. Алексей сел на койку, сжимая радиограмму в руке. Ветер заносил в приоткрытый иллюминатор снежинки. В лицо Алексея пахнуло холодом. Он глубоко вдохнул в себя свежий морской воздух. Потом встал, порывисто сел за стол и, опустив подбородок на кулак, глубоко задумался.