Льды надвигались на гидромонитор.
Ветер пригнал их из-под полюса, — матерые, старые, лютые, видавшие виды льды, с рубцами и морщинами торосов, следами ледовых боев.
Холодная ледяная броня, равнодушная к любым ударам стали, надвигалась на корабли неотвратимо, тупо, грозно.
Федор Терехов приказал кораблям-холодильникам и транспортным пароходам отходить на юг. Одновременно он дал приказ шести ледоколам из других групп прийти на помощь гидромонитору. Тяжелые ледоколы подходили один за другим.
Гидромонитор уже отнесло на юг от места, где лежал на дне кессон. Предстояло прорваться к северу, но действовать надо было только вместе с остальными ледоколами. Такие льды не под силу даже гидромонитору.
Ходов прилетел на геликоптере.
Начальник строительства был взбешен «поступком» Алексея. Щеки его провалились больше обычного. Под кожей ходили желваки. Глаза мрачно горели.
Сойдя на палубу, он скомандовал подбежавшему радисту:
— Телевизор... связь с Москвой... с Волковым, немедленно!
— Невозможно, Василий Васильевич...
Ходов взглянул на небо.
— Так ведь есть луна для отражения ваших ультракоротких волн.
— У нас она видна, а в Москве еще не взошла.
— О, черт!.. Тогда прямой разговор. Неужели не догадались сами установить связь?
— Я и хотел вам доложить, Василий Васильевич, — не успел... Товарищ Волков у микрофона. Ждет вас.
— О, черт! Так чего же вы молчали?
Он прошел в радиорубку.
— Поля страшные, товарищ Волков, — сразу сказал он в микрофон. — Допускаю, что ледоколам не выдержать такого боя. Люди — на дне...
— Понимаю, — спокойным голосом ответил Николай Николаевич.
— Примем все меры, товарищ Волков, но...
— Хорошо. Все ясно. Бейтесь со льдами. Я поговорю сейчас с физиками.
— Я понял вас, но считаю долгом напомнить... здесь мелко... около двадцати метров... слой воды может не предохранить кессон...
— Думал и об этом. Принимайте меры. Я сообщу вам, чтó мы предпримем со своей стороны, однако надейтесь только на себя.
Ледокол содрогнулся. Ходов ухватился рукой за край стола. Палуба под ними стала покатой, накренилась от носа к корме. Снаружи через переборки донеслось шипение, словно пар вырывался из предохранительного клапана.
— Что там у вас? — спросил Волков.
— Началось, — коротко ответил Ходов.
Когда он вышел на палубу, шум и свист обрушились на него.
Прямой, несгибающийся, будто деревянный, шагая непомерно широко, направился он на капитанский мостик.
У борта, из длинного ствола, похожего на зенитное орудие, вырывалась тонкая струя, врезавшаяся в лед. Там, где она его касалась, вверх вздымались клубы пара, словно струя была из расплавленной стали.
Ходов взбежал по трапу.
На мостике стоял Федор Терехов. Ветер рвал на нем брезентовую куртку. Его сощуренные глаза, направленные на грозное ледяное поле, словно примерялись, прицеливались.
Сейчас капитан отнюдь не думал о спасении людей, погребенных на дне, не вспоминал даже о друге. Он видел перед собой только противника — льды. Ожесточенно спокойный, он вступал в бой, уверенный в своих силах, расчетливый, ловкий и упорный.
В другое время он никогда не пошел бы на штурм такого льда, но сейчас...
— Вперед до полного, — скомандовал он.
Штурман, стоявший у ручки телеграфа, тотчас перевел ее.
Корпус ледокола, перед тем отступившего для разбега, задрожал от предельного напряжения. Дым черными клубами вырывался из труб, а ветер рвал темный, развевающийся за ледоколом шарф.
Все быстрее вращались винты. Вскипала вода за кормой. Ошалело крутились там разбитые льдины, как раненые звери, ныряли в воду.
Со всего разбега налетел корабль на край ледяного поля. В буфете кают-компании задребезжала посуда. За кормой бесновался водоворот.
Ледяная стена преградила ледоколу путь. Но он, упершись в ее кромку, все лез вперед. Его нос был уже на снегу. Со звоном шипели гидромониторы. Две гигантские раскачивающиеся шпаги рассекали лед. Но они не могли пробить его на всю глубину. Если метровый, даже полутораметровый лед полностью разрезался водяной струей, то этот могучий паковый, толщина которого была не менее трех метров, лишь надрезался.
На подпиленную льдину ледокол вползал подобно допотопному бронтозавру, выбравшемуся из лагуны. Тысячетонной тяжестью налег он на ледяную броню, силясь продавить ее. Лед словно напрягся из последних сил, стараясь выдержать непомерный груз, но ему были нанесены тяжелые раны водяными шпагами, и холодная броня не выдерживала, трескалась. Трещины лучами разлетелись от пропилов, бороздя поверхность льда. Ледяное поле провалилось под ледоколом.
Вновь зашипели струи, распиливая не тронутый еще лед.
— Назад, — командовал Терехов.
Вскипала вода за кормой, разбитые льдины ныряли и выскакивали из воды. Ледокол отходил для нового разбега.
И опять обрушивалась стальная громада на неприступную ледяную крепость, рвалась в наметившуюся уже брешь между ровными пропилами гидромониторных струй.
Выбирая себе наиболее трудную часть поля, Терехов штурмовал лед. Он указывал по радио другим шести ледоколам более легкие для штурма места.
Ходов наблюдал за борьбой, и румянец покрыл его худое лицо. Он крепко сжимал холодные поручни, не замечая того, что был без перчаток.
То отступая, то кидаясь вперед, все семь кораблей общими усилиями откалывали от края ледяного поля кусок за куском.
Исчезла обычная сдержанность Терехова, его сухость. Глаза у него горели, лоб был мокрым, хотя усы его и запорошило снежной крупой. Говорил он отрывисто, казалось бы, спокойным голосом, но в этом голосе чувствовалось внутреннее напряжение и радость борьбы. Федор быстро перебегал с одного конца мостика на другой, снова приглядывался, прицеливался, выбирал.
Как опытный полководец, наносил он удары. Мысленным взором намечал будущие трещины, подобные стрелкам на штабных картах наступления.
Да, для Терехова это было наступление!
Он бил вглубь, чтобы где-то там сошлись бегущие с разных сторон от штурмующих кораблей трещины. Он окружал этими трещинами нетронутые белые пространства, как в прорыв, направлял в образовавшиеся расщелины стальные свои чудовища, брал огромную льдину в клещи, изолировал ее от ледяного поля и уничтожал последним ударом мощного гиганта.
В ушах стоял свист, скрежет, гул схватки. И невольно вспомнилась ему первая его встреча со льдами, когда затерли они несчастную резиновую лодочку...
Оглянувшись, он увидел бородатое лицо дяди Саши.
Парторг строительства стоял на капитанском мостике. Как и Ходов, он любовался схваткой, переживал все пе рипетии борьбы, ни на минуту не забывая о людях в кессоне.
Дядя Саша верил в Федора. Немало выдержал Федор боев, немало нанес поражений ледяному врагу.
Но сейчас наступали льды.
Терехову лишь казалось, что наступает он. На самом деле поле теснило его. Несмотря на то что ледоколы откалывали льдину за льдиной, все безмерное поле двигалось на юг.
Терехов попросил парторга строительства передать распоряжение.
Александр Григорьевич сбежал по трапу. Он сам решил возглавить бригады подрывников, используя старый опыт сапера.
Под его командованием подрывники сошли на лед, решив силой взрывов расчистить ледоколам путь.
Взлетел в воздух первый фонтан льда и черного дыма. Взрывы следовали один за другим, словно била по льду невидимая артиллерия, словно бомбили поле незримые самолеты.
Семь ледоколов рвались в наступление, как гигантские танки.
Но все было напрасно...
Необозримое ледяное поле отодвигало схватку на юг.
Снег запорошил капитану виски. Терехов словно поседел за короткий час. Он стоял против ветра и смотрел вдаль.
Вернулся на мостик парторг. Обменялся взглядами с капитаном.
Лицо у Федора осунулось, почернело. Но не такой это был человек, чтобы сдаваться, отступать.
Вперед, только вперед!
И снова с шипением, свистом, звоном бросался на лед стальной великан, рубил врага обнаженными мечами струй, давил его, топтал, крушил на части, рвался вперед, вперед...
По трапу взбежал радист Иван Гурьянович. Его китель был расстегнут, волосы растрепаны.
Ходов спокойно взял из его дрожащей руки радиограмму, прочел, бесстрастно передал ее парторгу и подошел к Терехову.
— От штурма льдов отказаться, — своим обычным скрипучим голосом сказал он.
Терехову показалось, что он ослышался. Он вопросительно смотрел на начальника строительства.
— Прекратить штурм льдов, — все тем же голосом повторил Ходов. — Передайте мой приказ и всем остальным ледоколам. Предложите им отходить на юг.
Федор как-то сразу осунулся. Ни на кого не глядя, подошел он к микрофону и отдал приказ об отступлении.
Ледяной бой прекратился. Замерли стальные воины. Они теперь казались притихшими, обессиленными. Как подбитые танки, стояли они, не двигаясь, во льду, вместе с ним дрейфуя к югу.
— Полным ходом на юг! — скомандовал Ходов. — Мы не можем терять ни одной минуты.
— Бежать? — горько спросил Терехов и деревянным голосом повторил в микрофон: — Полным ходом на юг!
Было видно, как отступали остальные ледоколы, как они развернулись, стали удаляться.
Один лишь гидромониторный ледовый богатырь стоял недвижно, словно внезапно окаменев в разгар ожесточенной сечи.
— Что вы медлите, прошу прощения? — сердито спросил Ходов. — Что вы медлите, я вас спрашиваю?
Терехов молча смотрел вдаль, словно опять хотел примериться, как лучше ему обрушиться на неприступную ледяную крепость.
— Отдайте гидромонитору приказ следовать на юг, — настаивал Ходов.
К Ходову подошел парторг строительства.
— Василий Васильевич, я считаю необходимым дать группе Карцева письменные указания, как действовать, — сказал он.
Федор взглянул на него исподлобья:
— Указания, как выбраться?
— Нет, — дядя Саша покачал головой. — Выбраться они не смогут.
Федор смотрел себе под ноги.
— Вы правы. Письмо необходимо, — сказал Ходов. — Но как его доставить?
— Доставить письмо берусь я.
— Вы? — резко обернулся Федор.
— Да, я. Я здесь самый опытный водолаз. Я спущусь в воду и доберусь до кессона.
— Погибнуть с ними хотите? — мрачно спросил Федор.
— Федя, — сказал дядя Саша, пристально глядя на Терехова. — Если бы ценой гибели можно было бы спасти людей, то многие бы вызвались сделать это. Речь идет о другом. Я парторг ЦК. Я получил по радио разрешение.
— Прошу прощения, — прервал Ходов, оглядываясь на штурмана и рулевого. — Нам удобнее будет обсудить этот вопрос в салоне капитана.
Молодой штурман, слышавший этот разговор, взволнованно смотрел, как шли к трапу три руководителя стройки.
Через двадцать минут человек в неуклюжем водолазном костюме спускался по веревочному трапу с борта ледокола.
Водолазный костюм был снабжен баллонами со сжатым воздухом, обеспечивающим дыхание на несколько часов. Для передвижения по дну в распоряжении водолаза имелась подводная аккумуляторная электрокара, применявшаяся в водолазном деле. Держась за нее и управляя ею, можно было с небольшой скоростью передвигаться под водой.
Моряки и строители, стоя у реллингов, не спускали глаз с круглого шлема, еще видневшегося над водой.
С тревогой смотрел на исчезающий шар и капитан корабля Федор Терехов. На дно, под лед, уходил еще один дорогой ему... может быть, самый дорогой человек...
— Прошу вас развернуться и в срочном порядке следовать на юг. Дорога каждая минута, — сказал ему Ходов.
Терехов почти с неприязнью посмотрел на него.
Корабль уже стоял кормой к северу.
— Вперед самый полный! — с трудом выговорил Федор.
Флагманский ледокол, расталкивая битые льды, устремился вслед за отступавшими кораблями.
Флотилия полярной стройки на всех парах уходила от победившего ее льда.
Федор Терехов стоял на обзорном мостике, откуда обычно изучал льды, прежде чем вступить с ними в бой.
Теперь, скрестив руки на груди, он мрачно смотрел на исчезающую вдали белую полоску, в которую превратилось непроходимое ледяное поле. Подняв глаза, он посмотрел на небо.
Там, очень быстро превратившись из точки на горизонте в сигарообразное тело с коротенькими, непомерно широкими крыльями, постепенно снижаясь, шел летательный аппарат новейшей конструкции.
Аппарат приближался совершенно бесшумно. Только когда он обходил по кругу ледокол, сверху словно рухнула лавина камня. Это был запоздавший звук реактивных двигателей.
Звук оборвался, и над сигарой появился вращающийся горизонтальный диск. Это вертелись лопасти геликоптерного винта, заменившего выключенные реактивные двигатели.
Сделав круг над ледоколом, аппарат замер в воздухе, как парящая птица.
Федор скомандовал вахтенному штурману:
— Стоп!
На обзорный мостик к Терехову поднялся Ходов. Оба молча наблюдали, как постепенно снижается вертолет.
Вертолет повис над обзорным мостиком. Из его кабины сбросили веревочную лестницу. Нижние ее ступеньки упали на палубу мостика и, подобно маятнику, перемещались из одного его конца в другой, отмечая качку корабля.
Сверху по лестнице спускался человек в сером пальто и мягкой шляпе. Он легко спрыгнул на палубу и, протянув руку, отрекомендовался:
— Профессор Сидоров.
Ходов и Терехов молча пожали ему руку.
Профессор что-то сказал Ходову. Ходов придержал рукой раскачивающуюся лестницу. Сверху спускался очень высокий человек, долго нащупывавший ногой каждую ступеньку. Когда он, наконец, ступил на мостик, то сразу выпрямился и оказался выше всех.
— Прошу пройти со мной, — предложил он Ходову и Терехову.
Это был Волков.
Через минуту из каюты капитана вышел вахтенный штурман и объявил на корабле «полундру».
Со спасательных шлюпок были сняты брезенты, всем морякам и пассажирам приказано было надеть пробковые пояса.
Взволнованные люди стояли на палубе и смотрели на еле видимую на горизонте полоску ледяного поля.
Люди в пробковых поясах высыпали на палубу и, запрокинув головы, смотрели на небо.
— Высотный самолет!
— На какой огромной высоте идет!
— Ждите, над льдиной развернется парашют.
— Парашют? — люди тревожно переглядывались. — Неужели взрыв? Уцелеют ли люди на дне?
Из капитанской каюты вышли: Волков, Терехов, профессор Сидоров и Ходов, — все в темных очках.
Самолет на большой высоте прошел над ледоколом.
Люди молча провожали его взглядом.