Будьте страстны в вашей работе, ваших исканиях.
Академик И. Павлов
Глава первая
Полярной ночью
Черное звездное небо предвещало мороз.
Ледяная, покрытая снегом равнина казалась серой.
Местами ее перерезали гребни торосов. Льдины громоздились одна на другую, иногда стояли торчком, но не отбрасывали теней, которых не знает свет звезд.
По серому снегу крался медведь.
Только два черных глаза и черный нос можно было различить на поверхности льда.
Медведь знал эти торосы. Он перебирался через них к широкой полосе гладкого льда, тянувшейся от горизонта к горизонту и почему-то не тронутой следами ледовых битв.
Медведь лег на живот и, загребая лапами, словно он плыл, пополз по снегу.
Возле небольшого, круглого отверстия во льду он замер, — превратился в глыбу льда.
Видимо, он давно выследил прорубь, которую протаивала нерпа, чтобы выбираться на лед и дышать.
Прорубь была подернута тонким ледком.
Значит, можно ждать, нерпа еще не вылезала...
Медведь лапой прикрыл черный нос и стал совсем невидимым.
Ничто не нарушало мертвой тишины.
Медведь не двигался.
Шли часы.
Мертвенным и холодным был блеск звезд.
Под темным ледяным стеклом что-то мелькнуло.
Задняя лапа, которой медведь уперся в снежный наст, задрожала.
Ледок хрустнул. Стрелками разбежались трещины. Сильнее задрожала напряженная лапа медведя.
Хруст повторился. Ледок сломался. Из проруби показалась мокрая круглая головка. Нерпа высунулась из воды, ластами уперлась в край льдины.
Медведь все еще медлил.
Нерпа стала выбираться на лед, но вдруг замерла, насторожилась.
Но медведь не мог выдать себя. И все же нерпа, словно услышав посторонний звук, стала сползать обратно в воду.
Медведь рванулся вперед с неожиданной для его громоздкого, неуклюжего тела легкостью.
Передними лапами медведь схватил нерпу.
Вдруг раздался лай. Что-то метнулось по снегу.
Медведь недовольно оглянулся. Таких звуков он не слышал.
Небольшой мохнатый зверек бросался на медведя, издавая раздражающие тявкающие звуки.
Царь снежной пустыни зарычал.
Наглый лохматый зверек вертелся перед ним.
Медведь замахнулся передней лапой.
Этого было достаточно, чтобы нерпа выскользнула из другой его лапы и исчезла в проруби.
Медведь взревел и бросился на невиданного врага, посмевшего отнять добычу.
Собака увернулась. Ее ловкость была поразительной, особенно если учесть, что у нее было только три лапы.
Это была ездовая лайка, без левой задней лапы, мохнатая, с длинной мордой, стоячими ушами и весело задранным хвостом.
Собака оказалась сзади медведя и, прыгнув на него, ухватила клок белой шерсти.
Медведь обернулся, махнул лапой. Одного ее прикосновения было бы достаточно, чтобы переломить собаке хребет.
Но могучие когти полоснули воздух.
Видно, не первого медведя травила трехлапая собака.
Вне себя от ярости поворачивался медведь. Его кошачья гибкость, его львиная сила ничем не могли помочь в борьбе с этой верткой, наглой, тявкающей собакой.
Зверь громко сопел — медведи сопят при тревоге — и старался схватить врага зубами или ударить лапой. Собака носилась, описывая круги, и не давала медведю сдвинуться с места. Натасканная охотниками, она словно ждала, что сейчас подойдет ее хозяин с ружьем.
Внезапно в морду зверя ударил ослепительный свет фар. Серый свет звезд, освещавший до этого мгновения снег, стал сразу тьмой.
Испуганный царь льдов метнулся в сторону. Не обращая внимания на собаку, едва не задавив ее, он бросился к длинному торосистому валу.
Собака с лаем гналась за убегавшим зверем.
— Гекса! Гекса! Назад! — слышался низкий женский голос.
Медведь мчался по снегу. Невозможно было представить, что этот громоздкий зверь может мчаться со скоростью оленя, делая огромные прыжки, как скачущая лошадь. При каждом прыжке он сильно переваливался с задних лап на передние.
Собака далеко отстала от медведя, хотя и неслась что есть духу.
Когда медведь в два приема перемахнул через ледяной хребет, собака, свесив набок язык, с сознанием выполненного долга вернулась к звавшей ее хозяйке.
Около проруби стоял вездеход с высокой, поднимавшейся над кузовом, вышкой.
— Вот и прекрасно, Матвей Сергеевич, — говорила Галя. — Даже лед не надо прорубать... Готовая прорубь!
— Золотая собака, — сказал Матвей Сергеевич, смотря на торосы, за которыми скрылся медведь.
Галя усмехнулась. Трепля подбежавшую Гексу по голове, она поправила механика:
— Не золотая, а рыжая.
Матвей Сергеевич полез в кабину, чтобы поставить буровую вышку над прорубью.
Галя, закинув руки за затылок, взглянула на горизонт.
Ей показалось, что она видит слабый луч прожектора, упершийся в небо. Она даже крикнула:
— Матвей Сергеевич! Ваня! Смотрите, свет гидромонитора! Как могло получиться, что нас нагоняют?
Матвей Сергеевич смотрел на колеса, чтобы не въехать ими в прорубь. Он пробурчал:
— Не догонят. Очередной отрезок полыньи прорезают. Прорежут и остановятся.
Из кузова выскочил Ваня. Он посмотрел не только на горизонт, но и на звезды.
— Что же это такое будет, Галина Николаевна? — взволнованно спросил он.
Галя посмотрела наверх, да так и ахнула.
Со всех сторон от горизонта к Полярной звезде тянулись светлые полосы, похожие на лучи прожекторов. Они трепетали, передвигались и, наконец, сошлись все в одной точке — на Полярной звезде.
— Я где-то видела! Я уже видела это! — крикнула Галя, почему-то снимая шапку.
Матвей Сергеевич медленно вылез из кабины и уставился на небо:
— Вот уж не знаю, как могли вы это видеть? Маленькой вы тогда, Галина Николаевна, были, под стол в коляске ездили. А я в тот день с фронта вернулся... вернее, из госпиталя выписался.
— В какой день? — спросил Ваня.
— В День Победы. Вот так же прожекторы светили, шатром лучи их в небе сходились.
— Салют, Матвей Сергеевич! Это салют Победы! — взволнованно заговорила Галя. — Ваня! Ты слышишь? Арктика капитулирует!
— Капитулирует, Галина Николаевна! Капитулирует! — соглашался Ваня.
— Ничего особенного. Обыкновенное северное сияние — говорил Добров, снова забираясь в кабину.
Галя долго смотрела на чудесное явление, и ей казалось, что сама природа салютует своим победителям...