Ты знаешь будущее! Оно светло, оно прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести.
Н. Г. Чернышевский. Что делать?
Глава первая.
Бегут года
Сергей Леонидович Карцев родился в Казалинске, на границе пустыни близ Аральского моря.
Еще в детстве он узнал цену воде. Он видел слезы матери, когда в безводный год вода не поднималась по каналам и убогий участок за их домом выгорал. Вода означала жизнь. Недаром киргизы говорили «Земля кончается там, где кончается вода», а туркмены — «Вода дороже алмаза».
Сергей Леонидович с детства привык относиться к воде как к величайшей драгоценности.
Вступив в партию после Великой Октябрьской революции, Сергей Леонидович прошел суровую школу борьбы. Под командованием Кирова он воевал в сухих астраханских степях, позднее бил басмачей в песках среднеазиатских пустынь. Жизнь все время сталкивала его с огромными просторами плодороднейшей земли, лишенной воды. Мечта дать земле воду владела им — рядовым красноармейцем.
Нужны были знания, но не сразу нашел к ним доступ Сергей Карцев. Лишь после окончания гражданской войны, после ликвидации басмачества попал он — кавалер ордена Красного Знамени — на рабфак.
В студенческие годы Карцев заинтересовался смелыми мыслями русского инженера Демченко, еще в прошлом веке говорившего о возможности «использования воды сибирских рек для изменения климата Арало-Каспийской низменности». В царское время эта мечта инженера звучала как бред.
Советские инженеры подняли эту мысль на новую высоту. Карцев ознакомился с проектом Букенича, предлагавшего в 1920 году повернуть Иртыш, чтобы он прошел через Тургайский перевал, поднявшийся тысячелетия назад и изменивший ток сибирских рек. За новым водоразделом остались сухие древние русла, которыми можно воспользоваться.
Узнал вскоре Карцев и о проекте Монастырева, предложившего в 1924 году повернуть Обь и Енисей, чтобы они впадали в Каспийское море.
Мечта о грандиозных преобразованиях овладела молодым инженером. Он работал на Днепрострое, потом в Ферганской долине на народной стройке канала. Особенной радостью для него было участие в экспедиции в бассейны рек Оби и Енисея.
Он мечтал принять когда-нибудь участие в невиданном проектировании — разработать грандиозный замысел поворота сибирских рек.
Началась Великая Отечественная война. Инженер Карцев тщательно смазал именной маузер, полученный за храбрость, и явился в военкомат. Однако пришлось вернуться домой. Его боевой пост был определен там, где он работал.
И когда гитлеровские полчища докатились до Волги, топча сапогами приволжские степи, карандаш инженера Карцева чертил на карте, похожей на штабную, линии каналов, которые должны были напоить водой эти степи. Когда бои шли за Днепр и гитлеровцы, поспешно отступая, взрывали сооружения первенца социализма — Днепрогэса, Карцев преграждал сорокакилометровой плотиной высотой в 78 метров реку Обь, ниже впадения в нее Иртыша. Там должна была возникнуть мощнейшая в мире гидростанция, равная десяти Днепрогэсам. Поднятая плотиной Обь разливалась по карте, затопляя болота и тундры. Карцев обводил контуры будущего Сибирского моря, площадью больше, чем Азовское и Аральское моря, вместе взятые, где должно было появиться рыбы больше, чем в Каспии. Другая плотина намечалась на Енисее. Она должна была на сто десять метров поднять уровень Енисея, повернуть его вспять, чтобы воды его по девятисоткилометровому каналу, четыреста метров шириной по дну и сто метров глубиной, прошли через Тургайский перевал, когда-то преградивший сибирским рекам путь к Каспию, и по древним руслам и поймам, шириной от восьми до восьмидесяти километров, дошли до Аральского моря. Эти воды должны были нести в пустыни жизнь.
И Карцев, склонясь над картой, проводил воды Енисея по реке Кеть и древним узбоям через Аральское море, направляя их к устью Аму-Дарьи. Отсюда будет прорыт Великий Туркменский канал, по которому часть вод Аму-Дарьи направится в пески Кара-Кумов. Но с приходом вод Енисея Аму-Дарья может отдать все свои воды Хорезму. По Великому Туркменскому каналу потечет Енисей, который будет впадать в Каспийское море, не давая ему высыхать. По пути он будет орошать Кара-Кумы. Но для этого его вода, пройдя через Аральское соленое море, должна остаться пресной. И Карцев перечеркивал Аральское море. Его или перепашут, отведя енисейскую воду в сторону, или превратят в пресное проточное озеро. Море становится соленым из-за солей, которые несут в него реки. Вода испаряется с поверхности моря, а соль остается. Если Арал станет проточным, соленость его не будет расти, — надо лишь удалить старую соленую воду. Уровень Арала выше Каспия. На карте проводится канал из Арала к северу Каспия. По этому каналу вся вода Аральского моря будет спущена в Каспий. В котлован бывшего моря направят воду Енисея, чтобы снова ее спустить... словом, «промыть» бывшее море, высушить, едва не протереть тряпочкой, и снова наполнить енисейской водой, превратив Арал в огромное проточное водохранилище с многолетним запасом пресной воды для орошения.
В дни, когда Гитлеру клались на стол сводки о потерях его отступающих армий и оставленных ими разрушениях, когда в банках Уолл-стрита подсчитывались чудовищные сверхприбыли военной промышленности, в расчетной записке, составленной Карцевым вместе с другими инженерами, фигурировали цифры, дышавшие подлинной поэзией жизнеутверждающей мечты. Чтобы создать для енисейских вод реку-канал, более мощную, чем Волга, способную перебросить на четыре тысячи километров (в том числе тысячу двести пятьдесят километров по прорытым каналам) триста кубических километров воды в год, нужно вынуть грунта пятьдесят миллиардов кубических метров. Каждый этот вынутый кубометр земли, приведя в пустыню воду, обеспечит при двух-трех урожаях в год: шесть килограммов ценнейшего хлопка, тридцать килограммов сахару, сто килограммов шерсти, двести килограммов мясопродуктов. Эти цифры следовало помножить на пятьдесят миллиардов, чтобы получить умопомрачительные цифры коммунистического изобилия, которого добьется страна, способная выполнить эти титанические работы.
Если представить себе, сколько можно будет получить одного лишь молока, то молочная река, полноводнее тихого Дона, ежегодно не иссякала бы в течение месяца.
Бывшие пустыни, орошенные сибирской водой, способны будут дать труд пятидесяти миллионам человек и прокормить полмиллиарда человек!
И для этого нужно вынуть пятьдесят миллиардов кубометров земли. На Днепрострое за тысячу пятьсот дней было вынуто только три миллиона. Но с помощью новейшей техники — исполинскими скреперами или гигантскими экскаваторами — пятьдесят миллиардов кубометров можно вынуть всего лишь за пять лет, а взорвать и того быстрее — за два года!
Мечта — первый этап проектирования!..
Победоносно кончилась война.
Проектирование великих гидросооружений перешло в новую фазу.
В дни, когда англо-американские поджигатели войны, готовя новую бойню, кричали о грозящей якобы всему миру Советской Армии, армия мирных советских строителей, одним из командиров которой был и инженер Карцев, взялась за выполнение величественного Сталинского плана преобразования природы. Начались великие стройки коммунизма.
Шли годы. Волга преградилась плотинами, появились грандиозные гидростанции: Куйбышевская, Сталинградская, вслед за ними Горьковская, Чебоксарская и другие. Волжские воды дошли до реки Урала, а с другой стороны в приуральские степи пришла сибирская вода Енисея и Иртыша. Морские суда плыли из Карского моря вверх по Енисею, через Тургайский канал, через Аральское пресное море в Каспий и оттуда поднимались до самой Москвы. Полосы лесов изменили облик страны, создали новый климат. В центре континента возник как бы новый материк, материк плодородия. Перемены на поверхности Земли могли бы увидеть наблюдатели с Марса. С каждым годом все богаче становилась страна.
А инженер Карцев, верный единой линии жизни, склонив седую уже голову над картами, задумывался над выполнением новых заданий.
Сибирская вода могла оросить все западные пространства среднеазиатских пустынь, но на восток от них простирались мертвые голодные степи и каменная пустыня Гоби, которые ничем нельзя было оросить: не было ни рек, ни снеговых вершин. А между тем и там можно было бы выращивать ценнейшие культуры, если бы сочетать богатство солнечных лучей с живительной влагой.
Сергей Леонидович Карцев еще в начале осуществления Сталинского плана преобразования природы высказал в печати предположение, что «орошение западной части среднеазиатских пустынь может повлиять на неустойчивое равновесие неблагоприятных факторов, обусловивших существование пустынь севернее тридцать пятой параллели, где кончаются уже все остальные пустыни мира».
Гипотеза Сергея Леонидовича потерпела крушение. «Незаконно» существующие пустыни не исчезали ни после орошения Кара-Кумов водой Аму-Дарьи, ни после появления в пустыне могучего потока енисейских вод, пришедших из Сибири. Зацветали только орошенные места, и всюду, куда не доходила вода, пустыня оставалась выжженной и мертвой. Не изменилась и каменная пустыня Гоби в Китае и в Монголии.
Карцев не сложил оружие и продолжал искать пути к уничтожению всех пустынь.
Толчок к новым мыслям он получил близ Сарыкамышского моря, читая письмо сына. Указания Волкова о необходимости комплексно решать вопрос изменения климата, пустынь и Арктики повернули искания Карцева в новую сторону. Если воду нельзя было привести по земле, то нельзя ли было привести ее по воздуху?
Осенью Сергей Леонидович вернулся в Москву и начал работать над новой идеей.
Он направил правительству докладную записку «О влиянии незамерзающей полыньи, в полярных морях на состояние земной атмосферы и возможное образование воздушных потоков».
Сергей Леонидович взял в Гидропроекте отпуск и занялся приведением в порядок своих архивов. Его загорелое лицо, покрытое похожими на рубцы морщинами, было теперь более скованно, чем обычно. Несмотря на внешнее спокойствие Сергея Леонидовича, его жена, Серафима Ивановна, отлично понимала внутреннее состояние мужа.
Как всегда, супруги виделись мало. Серафима Ивановна была директором одного из вузов столицы и встречалась с Сергеем Леонидовичем или поздно вечером, или рано утром.
У супругов Карцевых было заведено утром, за кофе, читать сводки Всесоюзного Стройинформбюро, служившие для них весточкой о сыне.
Сергей Леонидович сидел за столом, положив перед собой газету, только что вынутую из почтового ящика. Он не надевал очки, ожидая, когда в столовую войдет Серафима Ивановна. Ее низкий громкий голос слышен был за дверью, — она говорила по телефону, отдавала распоряжения.
Высокая, полная, почти совершенно седая, но быстрая в движениях, — чем-то напоминающая сына, Серафима Ивановна вошла в столовую.
— Опять налил кофе сам? Ждешь меня, а потом будешь пить холодный кофе. Дай, я тебе налью крепкого и горячего.
Газеты вынул? Из Кремля тебе ничего нет?
Пока Серафима Ивановна говорила, руки ее были в движении. Она решительно выплеснула остывший кофе из стакана мужа в полоскательницу, налила горячего.
— Конечно, цикория не положил, — ворчала она. — Ты поедешь в Гидропроект? Нет? Будешь книгу кончать? Кто бы мне такой творческий отпуск предоставил? Вертишься, как белка в колесе. Ну, читай... как там у Алеши?
Сергей Леонидович неторопливо развертывал газету. Потом стал читать тем всегда намеренно тихим голосом, который заставлял собеседника переспросить и потом внимательно слушать следующие фразы.
— «Заполнение водой Сибирского моря. Сводка за вчерашний день». Имей в виду, — море будет заполняться двадцать лет... Так. Теперь о великих всенародных стройках...
— Не мучай, Сергей Леонидович, про нашу читай.
— А дальше про судоходную трассу Волга — Каспий — Арал — Енисей — Ангара — Байкал — Селенга — Амур — Тихий океан, — с той же невозмутимостью, не повышая голоса, продолжал Сергей Леонидович.
— Сказала — про Алешу читай! Сама остальное прочту! — уже горячилась Серафима Ивановна.
— «Штаб стройки ледяного мола в Карском море сообщает»...
— Вот это наше море! Читай, — и Серафима Ивановна наклонилась вперед, чтобы не проронить ни слова.
— ...«сообщает: за истекшие сутки заморожено 3680 погонных метров сооружения... радиаторов установлено...»
— Словом, работают, как часы, — нетерпеливо перебила Серафима Ивановна. — Из этого следует: Алеша жив, здоров и нам с тобой шлет привет. А ты пиши себе и ни о чем не думай! — вдруг непоследовательно сказала она, словно до этого они говорили не о строительных сводках, а о чем-то другом, особенно волновавшем их обоих. — А то и так иссушен, как пустыня... лицо просто чугунное стало, как у памятника... Возьму и отошлю тебя на курорт.
Сергей Леонидович аккуратно сложил газету, чтобы потом прочитать, — сейчас все равно жена не даст!..
В соседней комнате зазвонил телефон.
— Чаю попить не дадут! — воскликнула Серафима Ивановна, хотя пили они с мужем не чай, а кофе, и вышла из столовой, с такой силой захлопнув за собой дверь, что она отошла, оставив щель.
— Кто говорит? — громко кричала она в трубку. — Что? Кто, — и вдруг голос ее сразу упал, приглушился. — Простите... уж простите меня, пожалуйста. Думала, что ослышалась. Ушам не поверила. Дома он, дома. Я его сейчас позову.
Она показалась в дверях, высокая, громоздкая. Почему-то молча она указала на кабинет и на стену столовой.
Карцев продолжал сидеть на месте. Серафима Ивановна опять указала глазами на стену, где висели портреты вождя и его соратников.
Сергей Леонидович положил ладонь левой руки на сердце, встал и осторожно, словно боясь что-то разбить, прошел мимо жены.
Она молча наблюдала, как он бережно взял трубку.
— Да, это я, инженер Карцев, — не повышая голоса, сказал он. — Я очень, очень рад. Нет, вы ни от чего меня не оторвали... я, конечно, ждал ответа на свою записку. Вы прочитали? Придаете большое значение? — негромко повторял Сергей Леонидович, не оглядываясь на Серафиму Ивановичу. — Ваша мысль, высказанная товарищем Волковым, и привела меня к тому, что изложено в записке. Вы поручили Николаю Николаевичу подробно поговорить со мной?
Сергей Леонидович оглянулся на Серафиму Ивановну. Лицо его немного побледнело, но глаза непривычно блестели. Серафима Ивановна села на кончик стула и сложила большие руки на коленях, вся превратившись в слух. Взгляд ее пробежал по портретам на стене, словно она хотела увидеть человека, говорившего сейчас с мужем.
Сергей Леонидович непереносимо долго молчал, внимательно слушая. Серафима Ивановна делала ему знаки, требуя передать ей, о чем идет речь, но Сергей Леонидович только достал платок и вытер влажный лоб.
— Я очень признателен вам, — сказал он, наконец, ровным голосом, видимо невольно повторяя интонации собеседника, которого он назвал по имени и отчеству. — Конечно, обо всем этом я не подумал, как следует. Теперь мне ясно. Хорошо, сегодня я буду у Николая Николаевича. До свидания. Я очень благодарен вам за звонок.
Разговор был окончен. Сергей Леонидович осторожно положил трубку на рычаг и направился к поднявшейся со стула жене. Мгновение они молча смотрели друг на друга, потом так же молча обнялись.
— Чистая глаженая рубашка на верхней полке. Ты опять перепутаешь. Я сейчас тебе ее достану. Ордена наденешь?
— Зачем ордена? Не торжественный прием ведь...
— Я тебя сама отвезу и стану ждать в машине у Спасских ворот.
— А как же у тебя в вузе? — Глаза Сергея Леонидовича чуть лукаво сощурились.
— Да обойдутся один раз без меня мои профессора, раз такое дело, — махнула рукой Серафима Ивановна.
Достав платок, она вытерла уголки глаз и вышла в спальню.
Сергей Леонидович подошел к зеркалу, чтобы убедиться, достаточно ли чисто он выбрит.