В знойный каракумский день по набережной Сарыкамыша неторопливой походкой шел Сергей Леонидович Карцев.
Достав из кармана чесучового пиджака платок, он вытер коричневую шею. Даже ему, бывалому пустыневеду, было сегодня жарко. В такую жару в Средней Азии не работают, устраивают дневной перерыв, отдыхая в тени деревьев или купаясь в Сарыкамыше.
Но Сергей Леонидович не думал об отдыхе. В последние дни перед отъездом работы было по горло. Разведывательные экспедиции «Кольца ветров» отправлялись на восток от преображенных пустынь, в восточные пески Средней Азии, в сухие степи Казахстана, дальше в Голодные степи и Великую пустыню Гоби. Смешанная советско-китайская научная экспедиция только вчера отправилась туда. Экспедиция в Монгольскую Верхнюю Гоби находится в пути, подъезжает к Чите. Сам Сергей Леонидович во главе большой группы специалистов, куда входили ученые-метеорологи, аэрологи, атомные физики, строители, океановеды и многие другие, — должен был отправиться в район Карского моря на корабле полярной флотилии, грузившемся сейчас в Сарыкамышском порту.
На морской вокзал Сарыкамыша и шел сейчас Сергей Леонидович, закончив в городе все дела.
Синяя гладь Сарыкамышского моря казалась такой же эмалевой, как и знойное небо.
Впереди виднелись решетчатые башни портовых кранов, рядом с которыми поднимались мачты многочисленных судов.
Многие корабли на рейде, очевидно, уже закончили погрузку. Флотилия завтра должна отправиться на север. Ей предстоит пройти по Главному Туркменскому каналу в Аральское, ныне пресное и проточное море, подняться по заполненным енисейской водой руслам и поймам до Тургайского канала, пройти по искусственному полукилометровому ущелью, рассекающему ровные степи, стены которого достигают ста десяти метров высоты.
Впереди — Енисей, полноводный, как в весенние паводки. Близ плотины шлюзы со стометровым спуском. А дальше — старый Енисей приведет в Карское море.
Сергею Леонидовичу предстоит самому проделать водный путь, который он когда-то наносил карандашом на карте. При воспоминании об этом старый инженер улыбнулся.
Величайшее счастье человека — это видеть плоды своего труда. Эта гладь Сарыкамышского моря, аллея платанов, идущая вдоль набережной, белый город с легкими зданиями, тонкими колоннами, плоскими крышами, хлопковыми полями за ним, — все это плоды величайшего труда, в котором есть крупица и его, Сергея Леонидовича, усилий.
Прежде в такую жару под ногами «пели» пески. Предвещая ветер, звенели сталкивающиеся песчинки, мелодично звучали, пугая таинственными песнями путешественников. Теперь мертвых, звенящих песков не было, но у Сергея Леонидовича пело где-то глубоко в сердце. Он еще раз достал платок и вытер уголки глаз.
«Действительно, переменилось все вокруг, — видно, прибавилось влажности», — усмехнулся он и спрятал платок.
Он уже подходил к огромному, сверкающему белизной стен зданию морского вокзала.
«Жарко по-настоящему!»
Он вошел в просторный вестибюль, отделанный мрамором, и глубоко вдохнул прохладный, освежающий воздух.
— Здравствуйте, почтеннейший! Ну, и жара же у вас тут! Только и скрываюсь здесь, под этими сводами, — услышал Сергей Леонидович знакомый ему бас академика Омулева, налегавшего на букву «о».
— Привет, Михаил Дмитриевич, — негромко поздоровался Сергей Леонидович, пожимая огромную руку сутулого, широкоплечего академика. — Я слышал, вы тоже едете с нами.
— Еду, еду, непременно! Тем же самым делом, что и здесь, буду заниматься. Оказывается, холодильщик не только в жарких странах желанный гость, — академик хитро прищурился, почесывая длинным пальцем аккуратную бородку.
Карцев вопросительно взглянул на него.
Обняв Сергея Леонидовича за плечи, академик повел его в просторный зал, в котором совсем забывалась жара. — Ну, как? Довольны вы нашей работой? Прохладно? Во всех здешних домах теперь так будет. Кондиционированный воздух, могучие холодильные установки, обслуживающие весь город. Точно такие же мы завезем сейчас в Арктику.
— В Арктику? Зачем же?
— Отапливать строящиеся города! — улыбаясь, сказал академик, рассчитывая на эффект своих слов.
Но Карцев не удивился.
— Отопление холодом. Слышал. Необычайно увлекательно.
— Еще бы, еще бы не слышать! И кому? Человеку, перешедшему в «лагерь холодильщиков», посвятившему себя кондиционированию воздуха.
Карцев опять вопросительно взглянул на академика. Тот, будучи в прекрасном настроении, продолжал улыбаться:
— Конечно, голубчик, кондиционирование воздуха, но в масштабах почти космических! — он особенно налег на букву «о».
— Имеете в виду «Кольцо ветров»? — тихо спросил Карцев.
Не привыкший к его манере негромко говорить, академик переспросил Сергея Леонидовича, потом загремел на весь зал:
— Конечно, «Кольцо ветров»! Вся ваша идея не что иное, как идея кондиционирования воздуха. Подобно нам, холодильщикам, вы охлаждаете воздух, правда не холодильными машинами, а в Арктике, насыщаете его влагой. По гигантским заоблачным «воздухопроводам» из Арктики ведете воздух в зону пустынь, охлаждаете их, как охлаждаем мы этот зал. Воздух в зоне пустынь подогревается, и вы этот, опять-таки кондиционированный, воздух ведете на север, чтобы подогреть там другие пустыни, пустыни арктические.
Сергей Леонидович улыбнулся.
— Признаю вашу правоту, Михаил Дмитриевич.
Академик наклонился к собеседнику, чтобы лучше слышать.
— Вас можно поздравить, — продолжал Карцев, — с успехом дочери. За ее работу присуждена премия.
— Благодарю, благодарю от всей души! Так ведь и она едет с нами! Как же, как же! Хлопочет сейчас на погрузке.
— Вот как? — задумчиво спросил Карцев, вспоминая, как несколько месяцев назад был свидетелем непонятной сцены около телевизора.
— Все на одном корабле поплывем! — говорил академик.
Женя, действительно, направлялась вместе с полярной флотилией на север.
В белом шерстяном костюме, высокая, стройная, она стояла у набережной, где ошвартовался пароход, и наблюдала за работой портовых кранов и подъемных стрел корабля.
Один за другим взвивались вверх ящики с надписями «автомат труб» и исчезали в трюме.
Да, она отправлялась на север. Она пожелала сама установить и пустить в эксплуатацию свой Сарыкамышский автомат винтового литья, который должен был теперь работать в Арктике. В спорах с отцом, считавшим, что ей лучше заняться другими вариантами непрерывного литья, комбинированного с прокаткой, она отстаивала свое право и обязанность самой наладить производство первого автомата, переброшенного в Арктику.
Но если бы она заглянула к себе глубоко в душу, то, возможно, уличила бы себя в том, что, кроме желания самой пустить свою первую машину, были и другие силы, которые влекли ее на север.
С виду, пожалуй, Женя не очень изменилась. Как прежде, она держала высоко поднятой голову, по-прежнему ее взгляд казался чуть холодным, фигура подтянутой. Однако на груди ее не красовалась ни одна из двух золотых медалей, отмечавших полученные ею премии за изобретательство в технике и за концертную деятельность, широко известную в Средней Азии.
Все это заметил Сергей Леонидович, подходя к красивой девушке. И он вспомнил свои долгие беседы с ней, а потом сцену у телевизора, когда луна столь необычным образом связала влюбленных.
«Молодежь сама решает свои вопросы. Этой гордой девушке, видящей героические дела и хрустальные дворцы будущего, оказался нужным такой кремневый друг, как Федор... А моему Алексею, безудержному фантазеру, готовому всегда залететь ввысь, оказался близким такой человек, как Галя, готовая в любую минуту на подвиг, самопожертвование. Во многом они разные, а будут счастливы. Разве и мы с Серафимой Ивановной не пример ли противоположностей? Говорят, что, прожив десятки лет, супруги начинают походить друг на друга... Что-то не заметно это на нас!..»
И Сергей Леонидович, улыбаясь сам себе и Жене, подошел к ней.
— Вы едете вместе с нами? — обрадовалась Женя.
— Да, идем вместе навстречу Солнцу, — сказал Карцев.