Полковник Молния проснулся в это утро, как всегда, за минуту до автоматического включения репродуктора. В ожидании голоса диктора он лежал с закрытыми глазами.
Сработали автоматы, открывавшие шторы, и солнечные блики упали на стену. Бесшумно открылось окно, заколыхалась занавеска.
Молния встал и вытянулся во весь рост, приготовляясь к утренней гимнастике. Он взглянул на солнечную Москву и всей грудью вдохнул свежий воздух.
Однако в это утро ему помешали. Едва только он взялся за гири, как раздался звонок.
Молния растерянно оглянулся. Во-первых, он был не одет; во-вторых, не все упражнения были закончены; в-третьих, он не мог терять ни одной минуты: сегодня предстояла корректура его книги об артиллерии сверхдальнего боя.
Молния накинул халат и нажал кнопку на письменном столе. В передней раздался ответный звонок, сигнализировавший, что дверь открыта.
Молния стоял перед зеркалом. И вот в этот момент позади своего сухого и энергичного лица полковник увидел девушку.
Это до такой степени поразило Молнию, что он даже забыл выключить электрический кофейник.
Надо заметить, что женщина впервые появлялась в квартире сухого и сурового полковника.
— Здравствуйте... — сказала девушка робко.
— Привет! — ответил Молния, стараясь овладеть собой. — Садитесь, прошу вас. Чем обязан?
Девушка стояла у стола. Руки ее беспокойно бегали, пока наконец не напали на очень важный лист корректуры и не начали его судорожно мять.
Ни один мускул не дрогнул на лице Молнии.
— Я Надя Садовская, сестра Марины, с которой вы знакомы по работе.
Молния наклонил голову, стараясь не показать, что он ничего не понимает.
Надя села.
— Это никуда не годится, товарищ Молния, что я так рано к вам пришла! Но я должна была оставить вам время, чтобы подготовиться.
Молния чуть-чуть удивленно приподнял бровь.
— Я пришла просить вас... Пожалуйста, дорогой Молния!.. Ведь вы знаменитый спортсмен, я это знаю. Вы ведь выиграли первенство Красной армии. Вы должны это сделать для меня! Ведь вы сделаете это? Правда?
— Простите, но мне не все понятно.
— Конечно, я вам еще ничего не рассказала! Разве справедливо, чтобы один человек был и знаменитым инженером и знаменитым летчиком и вдруг захотел еще быть знаменитым спортсменом? А потом еще задавался!
— Но ведь я вовсе не летчик, да и не так знаменит!
— Нет, я не про вас, я про Матросова! У него вскружилась голова. Такой противный! Он так обидел Марину! Я ему этого не прощу. Да-да!
— Простите...
— Ну да! Он еще хочет выиграть первенство в комплексном беге. А я решила, что этого ни за что не будет! Вот потому и пришла к вам.
— Но чем же я могу помешать? — удивился Молния.
— Вы должны его обогнать! Я вас прошу об этом.
— Обогнать?
— Да-да! Вы не сможете мне отказать! Кроме того, вы спасете человека. Честолюбие может погубить такого хорошего человека, как Матросов. Право, так говорит Марина! Вы должны принять участие в этом беге. Надо, чтобы он перестал задаваться.
Молния почувствовал себя поставленным в тупик.
— Но ведь я не готовился.
— Я слышала, что вы всегда в форме! Нет-нет, вы должны помочь мне! Победа Матросова убьет Марину.
Молния задумался. Никогда еще женщина не просила его так жарко.
— Ведь вы согласны, Да? Спасибо, Молния! Спасибо!
— Простите, это так неожиданно... Я привык заранее распределять свое время.
— Но ведь это же для человека! Разве вам не хочется помочь человеку? Даже сразу трем: Матросову, Марине и мне!
Молния смутился. Он проводил девушку до дверей. Возвращаясь, он искренне обругал себя дураком.
Попытался сесть за корректуру, но скоро убедился, что исправляет совершенно правильно написанные слова.
Кто же его противники? Он заглянул в газету. Зыбко! Но ведь это же непревзойденный рекордсмен! Молния никогда не встречался с ним. Хотя он вовсе не обязан его побеждать. Он должен лишь обогнать Матросова. Но каковы силы этого человека? Хорошо, что последнее время он следил за тем, чтобы быть в форме.
Однако все это выглядит странно и несолидно! Никогда бы он не поверил, что может оказаться в таком положении.
Но не в натуре Молнии было предаваться сомнениям. Он подошел к телевизефону и удивил издательство сообщением, что задерживает свой трактат о сверхдальней стрельбе.
Без четверти двенадцать полковник размеренным шагом подходил к стадиону. При этом он думал вовсе не о предстоящих состязаниях, а о том, что впервые к нему с просьбой обратилась девушка. И он силился вспомнить, какая из себя была эта девушка.
Следом за неторопливо шедшим полковником к стадиону подъехал комфортабельный автомобиль.
Въезжать на дорожки окружавшего стадион парка не разрешалось, но достаточно было шоферу сделать выразительный мимический знак и показать рукой, кого он везет, как автомобиль чемпиона немедленно пропустили.
Контролеры значительно переглянулись между собой.
Чемпион комплексного бега Зыбко развалился на подушках, мечтательно полузакрыв глаза.
Когда знаменитый рекордсмен увидел, что автомобиль остановился довольно далеко от крыльца, он сделал недовольную гримасу.
Навстречу Зыбко бежали два тренера. В публике шептались, показывая на знаменитость глазами.
Зыбко был не в духе. Сегодняшнее состязание, назначенное на неделю раньше предположенного, разбивало ему план ближайших дней. Пришлось перейти на скучную диету, отказаться от встреч с друзьями и поклонниками.
Хорошо бы поехать куда-нибудь отдохнуть, где можно было бы лежать, а не бегать: есть, сколько хочешь и когда хочешь. Неужели вернуться опять на электростанцию, как советует Димка Матросов? Нет! Он должен поддерживать свою славу! Он тоже приносит пользу, демонстрируя предел человеческой выносливости, воодушевляя молодежь. А Димка-то: уговаривал бросить спорт, а сам, небось, записался сегодня бежать!
Чемпион лежал на софе в специально отведенной ему комнате. Массажисты яростно терзали его прославленные мускулы, а чемпион с грустью думал о тех тяготах, которые накладывало на него его славное звание. Но что может сравниться с чувством победы?
Трибуны величайшего в мире стадиона трудно было бы назвать трибунами. Это были круто спускавшиеся к равнине игрового поля горы, заросшие белым лесом бесчисленных зрителей.
На зеленом лугу, очерченном двумя беговыми дорожками, показались одетые во все белое судьи, стартеры, а за ними фотографы, кинооператоры, репортеры, тренеры и неизменные мальчишки.
Людской лес зашумел ладонями. Выходила шеренга спортсменов.
Между скамейками пробиралась коренастая краснощекая девушка.
— Ксения, Ксения! Сюда! — кричали ей из десятого ряда.
— А где же Дима? — спрашивали ее Марина и Надя.
Ксения, задыхаясь, с размаху уселась на свое место. Это была сестра Дмитрия Матросова.
— Мы с ним... бегом... Чуть не опоздали! — выпалила она.
Спортсмены выстроились на наружной дорожке двумя группами, спинами друг к другу. В руках они держали гранаты.
Стартер поднял флажок и револьвер.
— Но где же Дима? — волновалась Марина.
Вдруг на трибуне закричали, засвистели.
Перепрыгнув через барьер, по дорожке, подскакивая, бежал рыжий мальчуган с оттопыренными ушами, лихо нагнув голову, как пристяжная. За ним гнались два милиционера и контролер. По беговой дорожке бежали они, вероятно, впервые в жизни, и это развеселило все сто пятьдесят тысяч зрителей.
Мальчишку не догнали, и он помчался прямо к старту. Стартер опустил револьвер.
Мальчишка с размаху налетел на две выстроившиеся шеренги и, вырвав чью-то гранату, пустился наутек.
Было ровно двенадцать часов.
Судья и тренеры бросились за мальчишкой. Фотографы, кинооператоры еле успевали снимать.
Стадион загрохотал. Зрители были в восторге. По полю к старту бежала широкоплечая фигура запоздавшего спортсмена. Публика узнала его и начала аплодировать.
— Дима! — кричали три девушки, стараясь перекричать друг друга.
Мальчишку поймали и отняли у него гранату, а тем временем Матросов встал на свое место в шеренге.
— Это ведь Колька! — наконец выговорила Ксения.
— Кто это Колька?
— Болельщик Димин.
— Зыбко, знаменитый Зыбко! Матросов! Неожиданно участвует Молния! Исключительно интересно! — говорили в толпе. — Никогда не было такого состава!
— А разве летчик Матросов умеет бегать?
— А вот вы увидите! — сердито обернулась Ксения.
— Матросов в одной шеренге с Зыбко, — прошептала Надя, украдкой взглянув на Марину, — Молния — в другой! Вот увидишь, сегодня Диму победят! Я уверена!
Марина отвернулась.
Раздался выстрел.
С гранатами в оттянутых руках бросились обе шеренги в разные стороны. Добежав до белой черты, каждый спортсмен бросал гранату.
Рой взвившихся гранат оказался в воздухе, а в следующий момент десятки разноцветных дымков поднялись с тех мест, куда упали гранаты.
— Смотрите, смотрите! — кричала Надя. — Вон он, Молния, — самый высокий!
Каждого спортсмена судья отвел к тому месту, где упала брошенная им граната. Таким образом, бросивший дальше всех получал преимущество в беге. Бежать надо было один круг и преодолеть при этом ряд препятствий: перепрыгнуть через десять барьеров, перелезть через забор, «взять в длину» шестиметровую канаву и пролезть через отравленный тоннель.
— Марина, Марина! Какая радость! Дима только четвертым становится! Эх, бросать-то не умеешь! Ага! Зыбко впереди его стоит. А мой Молния первым в своей группе! Первым!
— Наденька, пожалуйста, не надо... не надо!
— Подождите, мой Димка еще нагонит! — нервничала Ксения.
Трибуны галдели, люди повскакали с мест. Группа каких- то девиц визгливо кричала:
— Зыбко! Милый!
Зыбко равнодушно смотрел по сторонам. С Матросовым, оказавшимся на несколько шагов сзади него, он поздоровался сухо. Тоже! Хочет стать спортсменом! Это тебе не стратосфера! Интересно, с чего это решил сегодня бежать длинноногий полковник? Этот опасен, но не очень. Бегать — это не книжки писать. Увидим!
Трибуны шумели. Особенно гремел какой-то длинный человек с огненно-рыжими бакенбардами, напоминавшими два факела. Он гудел давящим ухо басом:
— Неправильна-а-а!
Вдруг его плеча кто-то коснулся.
— Неправильна!
— Кого я вижу! Это же воздушный волк!
— Что вам надо? Неправильна! Почему Матросов сзади?
— Послушайте, дорогой воздушный волк! Вы, может быть, думаете, что я не оглохну? Ничего подобного! Оглохну, онемею и не смогу передать вам своей срочной просьбы.
— Ах, это вы? — сказал длинный смягчаясь. — По какому вы это здесь поводу?
— Нахожусь на амбулаторном приеме. Но не в этом дело! Дорогой мой воздушный волк, у меня к вам щекотливая просьба.
— Пожалуйста.
— Видите, воздушный волк, вы, может быть, подумаете, что я грабитель? Ничего подобного! Но мне надо взломать в строго секретном порядке один чужой сейф.
— Непра... — начал было кричать рыжий, но подавился и обалдело уставился на своего собеседника.
— Вы не подумайте, что я сменил специальность. Эта кража со взломом нужна мне для правильного установления диагноза. Я подозреваю, что в этом сейфе — история болезни моего трудного пациента.
— Да молчите вы, черт вам в крыло! Будет вам околесицу нести! Смотрите, они уже побежали... Нашего-то Матросова четвертым пустили! Безобразие!
Доктор сокрушенно вздохнул, а потом спросил:
— Послушайте, а куда они бегут?
— Гм!.. Как куда? Да ну вас к черту! Матро-о-осов! Дуй, черт тебе в крыло! Знай наших с аэродрома! Гляди, он следом за Зыбко шпарит! Одного обошли! Здо-рово! А барьеры-то, барьеры! Словно ступеньки считают!
— Послушайте, а Матросов-то ваш отстает от этого Шибко.
— Не Шибко, а Зыбко! Вы ничего не понимаете!
— Конечно, не понимаю. Почему они, например, бегут в разные стороны?
— Потому, что их две группы. У цели они встретятся... Дми-итрий! Поддай жару в свой ногалёт! Поддай!
Спортсмены прошли полкруга. Сейчас прыжок через канаву.
К ней почти одновременно подбежали по три бегуна и прыгнули друг другу навстречу. На секунду тела их оказались в воздухе.
Двое остались в канаве, остальные перепрыгнули.
В это мгновение к препятствию подбежал Матросов. Тело его отделилось от земли, словно продолжая бег над ней, ноги вынеслись вперед, колени почти достали подбородка. Момент, когда тело снова ринулось в беге, был так короток и естествен, что его нельзя было заметить.
Впереди Матросова бежали Зыбко и еще один спортсмен, бросивший дальше всех гранату.
Самое важное — не потерять дыхания. Раз, два, три... Раз, два, три... Раз, два, три... Раз, два, три... Вдох, выдох... Вдох, выдох... Зыбко обходит все-таки лидера! Ну, кажется, пора! Пошел, пошел! Главное, бежать не подпрыгивая, словно катишься по льду. Центр тяжести должен быть на одном уровне, чтобы не совершать лишней работы. К этому надо себя во что бы то ни стало приучить. А это кто еще рядом бежит, рыжий?
— Дядя, а дядя! Товарищ летчик! Вы догоняйте, а то я ему ножку-то не успел подставить.
Ишь, чертенок! Это же мой болельщик! Вот дел бы наделал! Надо нажимать! Лидер-то сдает. А, вот он — забор! О, Зыбко ловко перемахнул! А лидер застрял. Не люблю прыгать, но... Гоп! Пошел, пошел! Что? Устал? Падать хочешь? Не верь, поддай, поддай! До плеча Зыбко рукой достать можно. Подожди, друг, я тебя верну на электростанцию!
— Маринка, Маринка! Смотри, Димка-то догоняет, противный!
— Вижу... вижу... ви-и-ижу! Дима! Дима!
— Дмитрий! Черт тебя подери! Дуй, подлец! Давай жару в ногалёт! Ай молодец!
— Послушайте, вы, может быть, думаете, что он его нагонит? Ничего подобного! У него будет разрыв сердца.
— Димка, Димка, Димка, Димка! — Это Ксения.
— Браво, Матросов!
— Зыбко, милый! Не уступай!
— Дядя, дядя! Вы его локтем!
— Матросов!
— Зыбко!
— Димка, Димка, Димка, Димка! — Это опять Ксения.
— Дмитрий, шпарь, черт тебе в крыло!
— Дядя, товарищ летчик! Локтем!
— Ай, браво!
— Есть!
— Крой теперь!
— Не отдавай!
— Димочка, Димочка, Димочка, Димочка! — Это уже Марина.
— Дмитрий! Вот так ногалёт! Вот так ногалёт!
— Уррра!
— Браво! Мой Молния тоже первым!
— Матросов!
— Молния! — Это Надя.
— Ура!
— Послушайте, почему эти два беговых победителя летят на середину поля? Разве там они будут делать финиш?
— Они сейчас должны без дыхания пролезть через отравленный тоннель, а дальше — ринг.
— Ой, почему же ринг?
— Два первых там будут решать состязание.
— О! Я всегда говорил, что не понимаю спорта! Вместо приза тебе дадут в зубы. Удивительно!
Молния и Матросов на несколько секунд скрылись в черном отверстии тоннеля и, вынырнув оттуда, подбежали к расположенному посредине стадиона рингу.
Секунданты протягивали им перчатки.
— Ксения, неужели им и отдохнуть-то не дадут? — волновалась Надя.
— Нет, не дадут. Сразу же будет два раунда.
— Ой, дорогой воздушный волк! Этот спорт — для железных роботов, а не для людей, честное слово! Я бы даже не взялся их лечить. Я просто вызвал бы слесаря.
По стадиону разнесся громовый голос репродуктора:
— Садовскую Марину Сергеевну просят немедленно пройти к администрации стадиона.
— Маринка, ведь это же тебя!
— Не понимаю! В чем дело?
— Повторяю: Садовскую Марину Сергеевну просят немедленно...
— Девочки, как же я пойду?
— Иди, Мариночка, я посмотрю! Он обязательно победит, я в нем уверена! — сказала Надя ободряюще.
Марина посмотрела на нее, словно спрашивая, кого же она подразумевает под ним, вздохнула и стала пробираться к выходу. Она боялась оглянуться на ринг. Сердце то останавливалось, то старалось нагнать пропущенные удары.
Марина открыла дверь в кабинет директора стадиона и замерла, словно налетела на стену.
Посредине кабинета стоял старый профессор, немного ссутулившись и растопырив локти.
Директор стадиона, плечистый седой рекордсмен, попросил извинения и вышел.
— М-да!.. Я осмеливаюсь надеяться, что вы окажетесь достаточно снисходительной и простите меня за столь срочный вызов... Я получил извещение, что вы находитесь здесь.
Марина уже оправилась и заговорила несколько резким голосом:
— Здравствуйте, профессор. Конечно, это неожиданно, но я к вашим услугам.
— М-да!.. Видите ли... Как это вам сказать... Я должен ознакомить вас с одним полученным мною письмом.
Профессор достал из заднего кармана письмо и протянул его Марине. Девушка взяла конверт.
«Заслуженному деятелю науки профессору Ивану Алексеевичу Кленову».
— Мне. Читайте, читайте, — сказал Кленов.
Марина вынула письмо, пока еще ничего не понимая.
Научный совет института, обсуждая по поручению наркомата план работ по решению проблемы концентрации энергии в магнитном поле сверхпроводников, решил на основании настоятельной рекомендации наркома обратиться к вам, уважаемый Иван Алексеевич, с просьбой принять на себя лично руководство работами кандидата физических наук М. С. Садовской.
— М-да!.. Итак, вы ознакомились с содержанием этого ко мне обращения. Несомненно, вас не может не интересовать мое мнение по этому вопросу. М-да!.. — Профессор заложил руки за спину и стал расхаживать по комнате. — Я должен сообщить вам, дорогая моя барышня, что хотя я и признаю себя неправым в отношении формы давешнего выступления и осмеливаюсь со всей стариковской искренностью просить у вас прощения, однако в отношении существа моих научных взглядов никаких изменений у меня не произошло. М-да!.. Не произошло.
Профессор осмотрел тоненькую напряженную фигуру Марины.
— Но я осмелюсь сообщить вам, уважаемая Марина Сергеевна, что, обдумав полученное предложение, взвесив все за и против, я пришел к убеждению, что доказать бессмысленность и вредность проводимых вами работ, установить наконец непогрешимую и святую научную истину можно успешнее и беспристрастнее всего, руководя упомянутыми работами самому. Вот почему, дорогая моя барышня, я счел возможным уступить настойчивой просьбе наркома...
— Василия Климентьевича?
— М-да!.. Василия Климентьевича.
Со стороны стадиона донесся рев толпы. Марина так и потянулась к двери. Сердце стучало: Дима, профессор, сверхпроводимость, защита, провал, ринг, Молния, Дима, профессор, Василий Климентьевич...
— Я счел необходимым немедленно повидаться с вами, ибо не мыслю себе возможности дать положительный ответ, не познакомившись предварительно с вами. М-да!.. Мне сообщили, что вы здесь, и я счел за деловую необходимость приехать сюда.
— Вам — руководить? — в упор спросила Марина. — Но для этого надо верить!
Профессор сразу рассердился и зажевал челюстями.
— М-да!.. Я позволю себе выразить мнение, что в научные истины нельзя верить или не верить. Можно быть в них более или менее убежденным.
Снова загрохотал стадион.
— Что там за шум? — пожал плечами профессор. — Это мешает мне сосредоточиться, это рассеивает мое внимание.
Донесся голос репродуктора:
— В первом раунде преимущество присуждено Молнии!
— Ой! Что же это такое? — прошептала Марина, сразу потеряв свою сухую напряженную выправку.
— Виноват, простите... я не расслышал, — сказал Кленов.
— Ах нет, профессор, это я так!
— М-да!.. Ну, я продолжаю. Мне необходимо было увидеть вас. Прежде всего, повторяю, я осмелился бы просить вас извинить меня... ну, я бы сказал, за излишнюю резкость во время выступления...
Дверь открылась. Показалась голова доктора.
— Послушайте, почтенный профессор! Я решил сбегать за вами. Там дерутся, а вы тут сидите!
— Милейший, я бы вас просил не нарушать нашей беседы.
— Послушайте, профессор! Там опять начинают. Я уже бегу!
— Ах, прекраснейший, но удивительно назойливый человек этот доктор! Так я продолжаю. Итак, извините старика. Это необходимо для дальнейшего.
— Иван Алексеевич! Что вы? Я же...
Марина готова была заплакать, так ей вдруг стало жалко извиняющегося старика.
— Ну вот... вот и увиделись... — Профессор сразу как-то размяк. — М-да!.. Встретились. Станем работать, чтобы показать человечеству... Что же делать! Надо испить чашу до дна.
Загрохотало все вокруг. Потолок, стены, окна. Профессор поморщился. Марина щипала за спиной руку. Ах, если бы можно было превратиться в два существа! Она снова стала сухой и напряженной.
— Профессор, я ценю ваше руководство, но я... я все же не могу согласиться с вашим мнением. Я решила добиться успеха, и я его добьюсь!
— М-да!.. Похвально, похвально! Упорство — двигатель науки. Я рассматриваю нашу с вами задачу, как задачу доказать человечеству... Я не говорю пока, что доказать! Мне это уже известно, вы еще заблуждаетесь, но ответ мы получим в научных отчетах. М-да!.. Ну вот и увиделись... Вот... Что же я еще хотел сказать?.. Что-то несомненно важное. Вы уж простите, припомнить не могу!
— Иван Алексеевич! Я рада, что мы будем вместе работать, честное слово! — Голос Марины перестал быть резким, в нем звучали совсем новые нотки. — Вы помните, тогда ночью вы спрашивали о Матросове? Пойдемте посмотрим на него.
— Как это посмотрим?.. Простите, недослышал или не понял...
— Ну да, Иван Алексеевич: он здесь бьется сейчас.
— М-да!.. Не понимаю... — пожал плечами профессор.
Репродуктор возвестил о победе во втором раунде Матросова.