Глава VIII

ДНИ ВЕТРОВ

Длинные дрожащие языки поднимались с барханов, сли­ваясь с летящим облаком. Словно дым от пожарища, накрыло оно пустыню.

То и дело песчаные груды ссыпались на землю, ложась новыми барханами. Но ветер поднимал их смерчами, нес по воздуху, чтобы через несколько секунд уронить снова.

Словно на невидимых лапах, ползли по пустыне барханы. Ожил занесенный песком океан, и песчаные волны двину­лись на только что воздвигнутые конструкции Аренидастроя. Низкое песчаное небо нависло над строительством.

Люди, работающие над созданием батареи сверхдальне­го боя, изнемогали. Работать приходилось в противопесоч- ных масках. Держались на ногах лишь с величайшим тру­дом. Стремительный, неутихающий ветер врывался в легкие хрустящим на зубах воздухом, нещадно бил врезающимися в кожу песчинками.

Утомление появлялось быстро. Лишь огромным усили­ем воли удавалось отогнать апатию, сковывавшую члены. Людям приходилось бороться с песком, с ветром, с самими собой и хуже всего — со страхом...

Страх, о котором не говорили, старались не думать, кото­рый считался позорным, этот страх все же существовал.

Люди были людьми, и они не могли забыть того, что ис­чезает воздух на Земле, что скоро жизнь на ее поверхности станет невозможной. Недаром капиталисты строят для себя подземные убежища!

И план уничтожения пожара начинал казаться нелепым, фантастическим; чудовищно трудная работа представлялась ненужной, бессмысленной; руки опускались...

А тут еще этот песок! Он заносил сделанное вчера и за­несет сделанное сегодня.

Все чаще и чаще слышался шепот:

— Вся работа придумана только для того, чтобы отвлечь. Прячут правду... Говорили бы прямо! Смерть — и все. Не хуже мы, чем за границей. Умереть сумеем!

— Не могу я больше! Сил нет. Все равно зря! Разве мыс­лимо без предварительных опытов построить сверхдально­бойные пушки и сразу удачно выстрелить?

— Товарищи, — слышались разумные голоса, — это не­достойно советских людей! Вся страна работает на нас, вы­полняя план борьбы с катастрофой, а вы панике поддаетесь.

— Молчи! Место какое выбрали!.. Ветер житья не дает. Уж если пожить последние дни, то как следует, а не глотать здесь песок...

И были случаи, когда люди бросали все и уходили. Сотни испуганных беглецов бродили по строительству, осаждая же­лезнодорожную станцию, мечтая лишь о том, чтобы бежать домой, провести с родными последние дни. Полковник Мол­ния с каждым днем становился все мрачнее. Он понимал, что не сделал чего-то самого главного. Люди теряли веру у него на глазах. Руки опускались не только у некоторых рабочих, терялись командиры.

Нудный, изматывающий ветер влиял на психику, отрав­ляя сознание, уничтожал уверенность, внушал страх. Все же большинство рабочих держались крепко. Члены партии са­моотверженно боролись со страшной заразой паники, но многие из них также порой не могли справиться с собой.

Результат не замедлил сказаться. Сломался жесткий гра­фик, перед которым всегда преклонялся полковник Мол­ния. С чувством досады и в то же время растерянности смо­трел он, как все чаще и чаще срывались сроки отдельных работ, как слабела строгая организация, как рушились его расчеты и планы. Он понимал, что стоит перед угрозой гу­бительной задержки, задержки, которая будет стоить миру сотен тысяч, а может быть, и миллионов людей, погибших от удушья...

Выйдя из автомобиля, полковник понуро шел по шур­шащему, живущему в непрестанном движении песку. Мимо медленно прополз локомотив, толкая перед собой пескоочи- ститель. Сзади двигался состав. Вдали сквозь серую пелену виднелись поднимавшиеся к небу железные конструкции. Словно фейерверк, просвечивали звезды электросварок, то потухая, то вспыхивая вновь.

Неужели что-то упущено? Организация работ была такой совершенной... Ведь пустыня была завоевана в небывало ко­роткий срок. Что же теперь вызывает задержку? Что проис­ходит с людьми? Как вселить в них веру в успех?

И вдруг Молния подумал: верит ли он сам?

Вопрос возник так неожиданно, что полковник даже вздрогнул. Пожалуй, он никогда даже не думал об этом.

Может быть, виной было исчезновение Матросова, отсут­ствие радия-дельта, бесплодность всех опытов с заменителем радия-дельта? Может быть, он бессознательно искал оправ­дания своим неудачам?

Полковник Молния был всегда честен перед людьми и перед собой. Чем бы это ни было вызвано, но с пугающей ясностью он вдруг понял, что у него самого нет веры.

Молния тотчас отвел слово «вера». Он не мог верить или не верить. Просто он не видел никаких перспектив в том деле, которым руководил. В конце концов пушки будут построены, пусть даже с опозданием. А дальше? Ведь стрелять-то будет нечем! Радия-дельта нет, заменитель его не найден, Матросов исчез. Дания оккупирована англичанами, которые уверяют, что ничего не знают о Матросове. Да и сама затея с радием- дельта казалась ему теперь нелепой. Можно ли рассчитывать на неизвестно где находящийся элемент? Откуда же взять уверенность ему, Молнии, который до сих пор никогда не отступал ни перед каким заданием?

С тяжелым чувством подошел Молния к одинокой цилин­дрической будке, стоявшей посредине строительной площад­ки Аренидастроя. Необходимость очередного телевизорного разговора с наркомом угнетала его.

В кабинете Василия Климентьевича Сергеева сидел Кле­нов. Приподнято взволнованный, он говорил:

— Я позволю себе заметить, Василий Климентьевич, что хотя путь, избранный Мариной Сергеевной, сейчас и един­ственный, нельзя все же переоценить возможных результатов. М-да!.. Я еще и еще раз сочту необходимым указать вам на принципиальную незаменимость радия-дельта.

— Так, Иван Алексеевич. К отысканию Матросова мы меры принимаем, но рассчитывать надо на худшее. Поэтому найти заменитель радию-дельта — задача первостепенная. Если вы боитесь применить его для выстрела, то он приго­дится для предварительного аккумулирования энергии, до тех пор пока радий-дельта будет найден.

— Да, я боюсь... Несомненно, заменители будут нестой­кими. Они распадутся от сотрясения выстрела, и вся энергия снарядов-аккумуляторов вырвется наружу.

Нарком встал и прошелся по кабинету.

— Значит, решающий опыт назначен на сегодня? — спро­сил он.

— Да, через полтора часа. Как я имел уже честь вам ска­зать, я лично приму в нем участие. Это очень опасно и слиш­ком ответственно, поэтому я не могу разрешить Садовской произвести опыт без меня.

— Хорошо, профессор. Если вы считаете это необходи­мым, поезжайте в лабораторию.

— Превосходно! Тогда я осмелюсь откланяться.

— Нет, Иван Алексеевич. Вам ведь еще рано. Пойдемте со мной в телевизорную будку. Увидите Молнию. Поговорим. Не все благополучно у него на строительстве.

— М-да!.. Ну что же, я с охотой... с удовольствием пови­даюсь с полковником Молнией. Весьма уважаемый и энер­гичный человек.

Нарком и Кленов прошли в маленькую дверь и оказались в крохотной серебристой комнате, стены которой смыкались правильным цилиндром.

Посредине стояли два мягких кресла, а перед ними не­большой пульт.

Василий Климентьевич пригласил Кленова сесть и тронул блестящие рычажки. Тотчас же стены засветились, как будто исчезая. За ними начало обрисовываться нечто неясное, по­степенно превращающееся в объемное очертание каких-то конструкций, похожих на устремленные в небо фермы же­лезнодорожных мостов.

Выл ветер, неслись тучи песка. Профессор Кленов неволь­но прищурил глаза, улыбнулся сам своей слабости и погладил усы. В комнатке не было ни песчинки.

На фоне пустыни в запорошенном песком плаще стоял полковник Молния.

— Привет, товарищ полковник! — сказал Василий Кли­ментьевич.

Профессор церемонно раскланялся. Полковник Молния ответил на приветствие и замолчал.

Подождав некоторое время, Василий Климентьевич спросил:

— Как с установкой магнитных полюсов?

Молния поднял глаза, встретился со взглядом наркома и опустил голову.

— Опаздываем, товарищ уполномоченный правитель­ства, — сказал он.

— Так. Опаздываете? А вот другие участки наших работ по-иному говорят. Вы вот пройдите-ка в свою телевизорную будку, мы с вами совершим путешествие по нашим заводам. Посмотрим, везде ли такой прорыв, как на вашем участке.

Молния повернулся и пошел к цилиндрической будочке.

— Так, — сказал Василий Климентьевич и тронул ры­чажки.

Пустыня превратилась в мутную пелену, из которой посте­пенно возникли контуры прокатного цеха Магнитогорского металлургического комбината. Когда изображение стало объ­емным и до ощутимого реальным, трудно было поверить, что нарком и Кленов находятся не в этом цехе, а за тысячи километров от него.

В прокатном цехе стояла цилиндрическая будка точно такого же объема, как и комната близ кабинета наркома. Сей­час эта будка исчезла, и на месте ее были видны два кресла с сидящими людьми.

Мимо кресел, почти задев за ногу Кленова, которую тот непроизвольно отдернул, пронеслась раскаленная болванка и тотчас исчезла в жадных вращающихся валках. Через секун­ду она выскочила обратно удлиненным оранжевым удавом, быстро поползшим по рольгангам.

Еще через мгновение ослепительно засверкал звездный фонтан. Это дисковая пила разрезала прокатанную полосу на несколько частей.

К наркому и Кленову подошел инженер. В двух шагах от него на круглой площадке стоял полковник Молния в запо­рошенном песком плаще.

— Слушаю, Василий Климентьевич. Привет, товарищ Молния! — сказал инженер.

— Строительство ждет проката, — произнес нарком.

— Прокат для Аренидастроя отправлен по адресу Крама­торского завода два часа назад.

— На самолетах?

— Да.

— Так. Спасибо. Видите, товарищ Молния? — спросил нарком, пристально глядя на серое лицо Молнии.

Тот ничего не ответил. Мог ли он сказать о тех сомнениях, которые одолевают его, начальника строительства?

— Хорошо, — сказал нарком, — посмотрим Краматор­ский завод.

Площадка с наркомом и Кленовым перенеслась в один из цехов Краматорского завода. Молния со своим кусочком пустыни оказался рядом.

Мимо площадки медленно двигался стол гигантского строгального станка, на котором можно было бы обработать двухэтажный дом. Вьющаяся стружка толстым пружинящим рукавом волочилась за ним следом.

Из-за станка показался старичок, держа в руках трубку и кисет.

— Иван Степанович! — окликнул его нарком.

— А, Василий Климентьевич! — обрадовался старичок- мастер. — А я вот, знаете, табачок дома забыл. Ну прямо беда! Не найдется ли у вас? — Потом он оглянулся кругом, посмо­трел на наркома, на холодное лицо Молнии, на песок под его ногами, что-то сообразил, махнул рукой и засмеялся. — Фу ты, будь ты неладна! Забылся, право забылся!

— Прокат получили, Иван Степанович?

— Прокат-то? Как же, минут сорок как получили. Слы­хать, в механический на сборку поступил.

— Так, хорошо. Где начальник цеха?

— А вот идет. Товарищ начальник, поди-ка сюда! Василий Климентьевич тут.

Через минуту нарком, Кленов и Молния оказались снова на площадке Аренидастроя.

— Так. Теперь вы сообщите нам, товарищ полковник, почему только вы опаздываете?

Молния выпрямился.

— Товарищ уполномоченный правительства, считаю не­обходимым довести до вашего сведения...

Молния замолчал.

— Так, продолжайте, полковник.

— На строительстве упадочное настроение, товарищ уполномоченный. Причина этому — неверие в успех.

— Что? Как ты сказал? Неверие? — голос наркома стал резким, неприятным.

Молния вытянулся и продолжал:

— Да, сознание того, что выстрел не обеспечен аккуму­ляторами, отсутствие радия-дельта, неуспех поисков заме­нителя — все это приводит к мысли о бессмысленности всех наших трудов.

— Как? Бессмысленность?

— М-да!.. Позвольте, — вмешался Кленов, — вы, кажет­ся, изволили усомниться в возможности залпа из орудий, сооружение которых вы возглавляете? — Борода старого про­фессора тряслась.

— Я говорю не о себе. Эти мысли постепенно завладевают всеми работниками Аренидастроя...

— Всеми ли? — прервал нарком, хмуро глядя перед со­бой. — Значит, неверие, говоришь? Теперь мне понятно, по­чему у тебя грузовики песком заносит. Все равно, мол, через полгода занесет?

Нарком ткнул рукой по направлению к колонне забытых автомобилей, наполовину занесенных песком.

Молния болезненно сморщился.

— Разве в этом теперь дело? — сказал он. — Дайте нам веру, что наш труд не бесполезен, и...

— Постой, постой, полковник! Ты что же, выполнение правительственного задания особыми условиями оговаривать собираешься? Да ты понимаешь, что ты строишь? Ты пони­маешь, что тебе доверила партия и страна? Ты большевик, военный, всю жизнь секунды за хвост ловил, а строительство проворонил? Почему появились сомнения? О людях ты за­был, вот что! О их внутреннем мире, о страхе, о горестях. Видно, зачерствел ты, в хронометр превратился.